когда ему было около шестидесяти лет. Впервые увидев в зеркале, что усы и борода у него начинают седеть, он выразил свои чувства в стихах. Молодое стремится к расцвету, а то, что достигло расцвета, стареет — вот закон, которому подчиняется все в мире, и избежать его никто не в силах. Обычно все белое становится черным, только усы и борода, наоборот, сначала черны, а потом уж белеют.

Когда посланник Лю, который носил цветы в волосах[123], увидел в зеркале свою поседевшую голову, он написал стихи-цы на мотив «Лавка для пьяных»:

Всю свою жизнь я по нраву не строг.

Прелестью юной весны завлечен,

Пьян от вина

и влюбляюсь в цветы у дорог.

Пусть говорят, что годами я стар,

сердцем я вовсе не стар.

Голову всю изукрасил цветами,

шапку закрыл и платок.

Будто бы иней виски,

Словно в снегу волоса —

Вздох удержать я не смог.

* * *

Те мне советуют: краситься впору,

Эти советуют: выщипать надо.

Красить, выщипывать —

толку от этого мало.

Это когда-то боялся я стать

демоном жизни короткой[124] —

Жизни уже середина сегодня

мимо меня пробежала.

Так что оставьте меня:

Право, к вечернему виду

Белое больше пристало.

Рассказ наш пойдет об одном господине из Кайфэнфу, что в Бяньчжоу[125]. Ему было за шестьдесят, и усы и борода у него были седыми. Но поскольку он не хотел смириться и признать себя стариком, увлечение женщинами привело его к тому, что он лишился своего состояния и превратился почти в бездомного бродягу.

Как же звали этого господина и что он такое сделал? Воистину:

Настанет ли год, когда не поднимут

дорожную пыль повозки?

Придет ли пора, когда скажем «прости»

делам, опутавшим сердце?

Рассказывают, что в Кайфэнфу, восточной столице, жил некий господин Чжан Ши-лянь, торговец нитками. В шестьдесят лет у него не было ни сына, ни дочери, и после смерти жены он остался один как перст. Обладая состоянием в сто тысяч связок монет, он содержал лавку с двумя приказчиками. Однажды, ударив себя в грудь и тяжко вздохнув, господин Чжан сказал, обращаясь к своим приказчикам:

— Я уже совсем старик, и нет у меня ни сына, ни дочери. На что мне мое состояние?

— Почему бы вам, господин, не жениться снова? — отвечали приказчики. — Жена вам и родила бы того, кто[126] стал бы после вас приносить жертвы на алтарь ваших предков.

Господин Чжан пришел в восторг и тут же послал за свахами Чжан и Ли. Это были такие свахи, о каких говорится:

Начнут свою речь —

и сразу же свадьба готова;

Откроют уста —

и тотчас союз заключен.

Излечат любого, кто в мире

как феникс без пары, луань[127] без супруги;

Им дело до всех, кто на свете

один засыпает, живет одиноко.

Расскажут историю Яшмовой Девы,

Привычным приемом

твоею рукой невзначай овладеют;

Обслужат тебя как Юнца Золотого[128],

Словами осыплют,

твой стан для тебя незаметно обнимут.

Ткачиху Небесную могут заставить

о милом в тоске сокрушаться;

Хэн-э[129] завлекут — и захочется ей

из Лунных дворцов удалиться.

Когда свахи пришли, господин сказал им:

— У меня нет сына, а потому я хочу жениться. Не могу ли я затруднить вас просьбой подыскать мне жену?

Сваха Чжан молча принялась размышлять: «Старый дядюшка дожил до такого почтенного возраста и только теперь надумал жениться! Кто же захочет пойти за него? Что тут ответить?» Но сваха Ли легонько толкнула ее и сказала:

— Это нетрудно.

Свахи собрались уходить, но господин Чжан остановил их и добавил:

— У меня есть три условия.

Именно из-за того, что он высказал эти свои желания, ему многое пришлось испытать:

Меж черных туч пролегла дорога,

На ней он стал

страдающим от невзгод человеком;

Для белых костей не нашлось могилы,

И он превращен

в бездомного, бесприютного духа.

— Что же в мыслях у господина? — спросили свахи.

— Я хочу сказать вам о трех условиях. Во-первых, я хочу, чтобы эта женщина была способная и красивая; во-вторых, она должна быть равна мне по происхождению и, в-третьих, раз у меня в доме есть сто тысяч связок монет, то и ей следует принести с собой столько же.

— Их нетрудно выполнить, — небрежно ответили свахи, в душе смеясь над ним.

Затем они попрощались с господином Чжаном и ушли.

По дороге они посовещались, и сваха Чжан сказала свахе Ли:

— Если нам удастся его сосватать, нам перепадет много связок монет. Вот только трудно найти такую невесту, о которой говорил господин. Да разве та, которая отвечает всем его требованиям, не предпочтет выйти замуж за молодого? Неужели она согласится пойти за этакого старика? Не воображает ли он, что седины его сахарные?

— У меня есть для него подходящая невеста! — воскликнула сваха Ли. — Она красива, да и из семьи подходящей.

— Кто же она? — спросила сваха Чжан.

— Одна наложница. Раньше она жила в доме министра Вана, — ответила сваха Ли. — Когда министр Ван взял ее, он любил ее до безумия, но она сама одной лишь фразой разрушила свое счастье и потеряла сердце господина. Теперь министр очень хочет избавиться от нее, лишь бы нашелся человек из приличного дома, который согласился бы ее взять. У нее должно быть в приданом по крайней мере несколько десятков тысяч связок монет. Боюсь только, что она слишком молода для нашего старика.

— Ты печалься не о том, что молодая чересчур молода, а о том, что слишком стар старый, — сказала сваха Чжан. — «Господину Чжану, пожалуй, она вряд ли подойдет!» Но курочка, конечно, будет не слишком-то счастлива. Поэтому, когда мы будем говорить с ней, нам надо убавить господину Чжану лет десять-двадцать, и тогда обе стороны будут довольны.

— Завтра счастливый день[130] для сватовства, —