Шрифт:
Закладка:
Наклон был достаточен для того, чтобы тяжёлые орудия не скатывались вниз, давя собой людей, достаточен он оказался и для Алексея, и он благополучно добрался до стен госпиталя. Однако, зайти сразу не решился. Хотя Павел, кажется, сам согласился, чтобы он пришёл, не было уверенности, что ему будут рады. Да и вдруг брат сейчас проходит лечение или принимает серные ванны? А тут он со своим назойливым вниманием. Потому Алексей бродил вокруг стен, пробираясь через голые жёсткие ветки кустарника и не смущаясь возможности попортить новое пальто.
После их последнего разговора заходил он в госпиталь часто, но Павла навещал, только когда тот спал. Тихо заглядывал за дверь, убеждался, что все в порядке, и уходил. Тревожить лишний раз его и возможно мешать лечению не хотелось. Но сейчас лекари сказали, что опасности для жизни больше нет, челюсть и рука срастаются, и всё что остаётся делать Павлу, так это усердно разрабатывать закостеневшие за такой срок неподвижности мышцы.
Алексей заглянул в окна, стараясь разглядеть знакомый силуэт, но стёкла покрылись морозными перьями, и увидеть сквозь них что-либо отчётливо было невозможно. Алексей разжёг трубку, вдохнул тёплый дым, что приятно согрел захолодевшие от морозного воздуха лёгкие, поднялся на крыльцо, постучал сапогами друг об друга, перчаткой смахнул с плеч и фуражки снег и вошёл в сени. Зажав в руке фуражку и постоянно напоминая себе не заламывать её, осторожно открыл правую дверь и прошёл внутрь палаты.
Павел сидел на кровати и смирно читал какую-то книжку. Настроение у него, надо сказать, было весьма понурым. Лубки с шеи и руки наконец сняли, но даже это не радовало. Зря он вчера поддался на уговоры. Не представлял, видимо, что это такое. Лечение, как же. Судя по всему, основной целью этого лечения было уничтожение источника неприятностей. Нет органа — нет болезни. Павел тогда высказал этому доктору, куда он может это себе засунуть, коновал этакий, но легче не стало. Он так опешил, что даже не отбивался, боясь, что иначе ему просто всё оторвут. От дальнейшего курса процедур он отказался наотрез. Сходил в аптеку за местными травами с твёрдой убеждённостью, что всё что угодно лучше того, что пришлось вытерпеть.
Павел сменил положение начавших затекать ног. Подумалось, что он был бы даже не против, если бы ему высказали сочувствие после такого. Наверное, этого даже хотелось. Осторожно потрогал рукой наросшую щетину и яростно почесался. Наросло конечно там… В некоторых местах аж в кожу вросло.
Дверные петли давно не смазывали, и они успели проржаветь от влажного воздуха с сернистыми выделениями, так что как бы Алексей не старался, тихо войти у него не получилось. Павел повернул к нему голову и отложил книжку в сторону. Посмотрел, как Алексей, дымя трубкой, подтянул к себе ближайший стул, сел — ножки стула заметно разъехались под ним. По всей видимости, стул доживал свои последние часы, а потом его ждала неминуемая смерть от веса благородной задницы. Павел ответил на приветствие и отметил, с каким любопытством Алексей посмотрел на книгу на тумбочке. Даже попытался разглядеть предположительно вытесненное на корешке название, но угол обзора был неудачный.
— Французский роман. Белокурая Жози и какой-то Анри. Елизавета твоя принесла.
Уже было доставший из-за пазухи крынку Алексей остановился. Нехорошо. Совсем она его не послушала, ещё и книгу брату принесла. И ладно бы что-то достойное, так нет же. Французский роман. Алексей почувствовал, что совершенно провалился в качестве примера для молодого поколения. Моральным ориентиром его явно не считали.
Он в задумчивости поставил крынку на тумбу, и из раздумий о моральных ценностях его вывел вопрос о ценностях сугубо материальных.
— Снова пиявки?
Алексей в пиявках ничего плохого не находил, но поспешил опровергнуть:
— Сметана. Вряд ли здесь хорошо кормят.
Он посмотрел на оживившегося Павла, и тревога начала униматься. Хоть с этим он угадал. Теперь сметана стояла рядом с книжкой, и Алексей был в смятении и не знал, радоваться ли ему или нет тому, что Лизонька и Павел поладили. Уверенности в этом совсем не было.
Павел проследил за его взглядом.
— Самое интересное автор пропустил.
Нет. Однозначно, радоваться не стоило. Алексей чуть не поперхнулся, вспомнив, как однажды уже поддался уговорам Лизоньки и прочитал нежно любимый ей роман. Н-да. Поговорить с ней точно придётся ещё раз. И сделать строгое внушение.
Алексей спешно постарался перевести тему, тем более, что существовал вопрос, волновавший его куда больше, чем то, какие книжки носит брату Лизонька. С Павла сняли лубки. И теперь он мог видеть, что сталось с братом его стараниями. Внимательно рассмотрел его заросшее лицо.
— Доктор помог?
Павел откашлялся:
— Я решил придерживаться консервативного лечения.
Алексей недоумевал. Ведь Павел выглядел явно лучше, чем был.
— Но лубки всё-таки сняли?
Павел подумал, что Алексей имел в вижу своего зарекомендованного доктора с его новейшими методами лечения. Что ж, видимо, он ошибся и поторопился поправить себя, чтобы не привлекать внимание к теме.
— А. Челюсть срастается… И есть мне надо.
«Консервативное лечение». Алексей смотрел на брата и осознавал, что он явно изначально понял что-то не так. Перед мысленным взором явилась та самая «современная разработка светил европейской научной мысли». Внутри всё сжалось, и Алексей, явственно выражая сочувствие, посмотрел на брата. Впрочем, тот как ни в чём не бывало шкрябал подбородок и особых страданий не проявлял. Алексей задумчиво проследил за движениями руки.
— Чешется? Могу я? — Алексей вытянул руку по направлению к лицу, и почти коснулся пальцами отросшей щетины. Даже скорее уже бороды.
Павел опустил взгляд на него и убрал руку от лица. Борода и усы наросли неопрятным клочками и, честно сказать, довольно раздражали. Но Алексей принял молчание как отказ.
— Наверное, ещё ничего нельзя трогать? Ведь всё только начало заживать. Должно быть лекари запретили тревожить челюсть до полного выздоровления?
— Нет, не запретили.
Он посмотрел, как Алексей сидит на стуле колено к колену с идеально прямой спиной, словно аршин проглотивший. Бедная новенькая фуражка с блестящим кожаным козырьком совсем измялась под его пальцами. Вот они в очередной раз смяли околышек и вдруг отпустили.
— Брат, я предлагал тебе помощь с
