1.

У матери были тёплые руки и приятный, всегда вызывавший улыбку, голос. Вовремя спохватившись, она успела оказаться рядом и пальцами уцепилась за пояс его лёгкого жилета, не давая соскользнуть. Пара камешков с берега упали в воду, оставляя на поверхности расходившиеся в стороны круги, а ожидавшие угощения янтарные вуалехвосты метнулись врассыпную.

Они были пугливые, но еду всегда ставили в приоритет, потому через пару мгновений вновь начало казаться, что в пруду – лишь золотой ковёр пышных рыбьих хвостов и гладких чешуйчатых спинок.

– Кинь им хлеба, солнышко. Не бойся.

Матери он доверял без лишних вопросов. Если говорила не бояться – будь то ночное чудовище под кроватью или пугливые рыбы – значит, бояться и правда было нечего. В конце концов, мама лучше знала, что к чему.

Следя за вуалехвостами, он наотмашь кинул горсть крошек, которую до этого крепко сжимал в ладони. Рыбы тут же кинулись вдогонку за угощением – поел бы только тот, кто был достаточно быстр. С точки зрения ребёнка эта битва за крохи утреннего хлеба казалась забавной.

– Посмотри, какие смешные, посмотри! Да, мам?

– Да,– улыбнувшись, мать подхватила его на руки, чтобы с высоты роста взрослого было лучше видно в шедшей мелкими волнами воде обитателей пруда.– Если будешь приходить к ним каждый день, скоро они начнут считать тебя своим.

– Главное – не ныряй,– предупредил, проходя мимо, отец.– Ты нам нужен на берегу.

Отвлёкшись от рыб, он обнял мать за шею и упёрся подбородком в её плечо. От неё всегда вкусно пахло цветами и сладостями, но сейчас главное было проследить за отцом.

Высокий, сильный, всегда занятый какими-то взрослыми делами. К нему часто приходили чужие люди, и с ними отец говорил только в своём кабинете. Они всегда приносили какие-то вещи, большие и маленькие, и оставляли у них дома, но отец никогда не разрешал к ним прикасаться. Всегда говорил, что все эти предметы у них лишь на время, потому что однажды настоящий хозяин вернётся, чтобы их забрать. Какие-то и правда исчезали – через несколько или очень много дней – а иные оставались навсегда и постепенно перемещались в другие комнаты.

Все, кто приходил к отцу, всегда улыбались и обращались к нему очень вежливо. Глядя на это, он невольно мечтал о том, что вырастет и станет таким же, всеми уважаемым человеком, к которому будут каждый день приходить и приносить подарки, за которые ничего не будут просить взамен. Пусть бы их и забирали через какое-то время, до того момента они бы всё равно принадлежали ему.

Дядюшка каждый раз, как приезжал, отказывался смотреть на эти вещи. Называл их «грязными», хотя на них не было ни одного пятнышка, и все ворчал о том, что куда лучше отцу было заняться тем, что «было у него в крови».

Только лишь повзрослев, находясь лицом к лицу с Владыкой, но при этом затылком чувствуя одобрение дяди, он понял, что слышал в детстве.

В молодости вся семья считала отца перспективным военным, но он при всех своих умениях оказался не любителем махать мечом и занялся ростовщичеством. Те самые вещи, воспринимаемые ребёнком, как подарки, горожане закладывали, получая взамен некоторую сумму денег.

– Гринды никогда не подводят,– коротко улыбнулся ему Мортем после церемонии.– Один великий за другим. Не удивлюсь, если и Ваши дети, тави, пойдут по Вашим стопам. Поздравляю.

– Спасибо, Ваше Высокопревосходительство.

Он не чувствовал особенной гордости. Владыка был прав – династия Гриндов редко, когда не выдавала именитых военных. Каждый из мужчин в ней хоть раз пробовал себя в армейском деле, но некоторые, как отец, в конечном итоге находили другое занятие по сердцу.

Несмотря на это, осуждения со стороны родителей не чувствовалось. Мать, едва Владыка ушёл, кинулась навстречу и заключила в объятия такие же тёплые и ласковые, какими ощущались в детстве.

– Ты, а не я мог бы отдавать ему чин,– без особой злости привычно проворчал дядя, подошедший вместе с отцом.– Но ты решил тянуть с бедняков деньги.

– Просто хоть что-то он взял от тебя,– отец беззаботно улыбнулся, протягивая ладонь.– Поздравляю, тави Гринд.

– Может, хоть теперь ты прекратишь бежать в каждую битву впереди всего войска?– строго поинтересовалась мать, не спеша его отпускать.– На тебе шрамов не счесть!

– Долго они не держатся,– он обнял мать за плечо, между делом ответив на отцовское рукопожатие.– Да и женщины военных любят. Ты с отцом познакомилась, когда он ещё в армии был.

Она, гордо фыркнув, стала возражать, и это потянуло за собой лёгкий, никого толком не обижавший спор, растянувшийся на всю поездку до дома. Отметить решили у дяди, заодно повидаться с его супругой и дочерью.

Едва завидев его на пороге, она кинулась с объятиями навстречу.

Как только сестра обхватила его за плечи, заставляя чуть нагнуться, Самаэль замер.

Это было неправильно. После получения чина тави не было никакого праздника. Не было поздравлений. Он провёл немного времени на дворцовой площади для торжеств, улыбнулся всем, кто сухо подметил «иного от Гриндов и не ждёшь», и уехал домой. В одиночестве прикончил пару бутылей вина, да на этом отмечать и закончил – не считал нужным устраивать пир на всю столицу.

Медленно, боясь, что всё разрушит в один миг, он перевёл взгляд на родителей. Мать о чём-то шутила с Сибиллой, отец с Джанмарией направлялись к погребам.

Родителей ведь не было на церемонии. Их просто не могло там быть.

– Это неправда,– выпрямившись, Самаэль загнанно осмотрелся.– Этого нет, не было-

– О чём ты?– Алана, усмехнувшись, скрестила руки на груди.– Не веришь, что великого генерала получил?

Мужчина промолчал, втянув воздух сквозь зубы, и потёр глаза. Всё происходящее было неправдой, мороком. Он не мог находиться дома у Джанмарии. Разум, медленно, с трудом начинавший приходить в себя, постепенно подбрасывал воспоминания: суматоха в центре города, попытка отправиться туда и последующая схватка с самим Иблисом. Действиями руководила лишь злоба, направленная на ифрита, целью которого было удержать его от помощи пострадавшим горожанам и защиты Владыки, и потому он позволил себе слабину. В какой-то момент, отследить который не было возможности, попался под чужое воздействие.