– Это морок,– схватившись за голову, первый тави зажмурился.– Это морок, не было такого. Ничего этого не было.

– Самаэль? Всё в порядке?

Вскинувшись, он уставился на подошедшую мать. Точно такая же, какой была в детских воспоминаниях, которые он намеренно выдернул на поверхность после прочтения писем Джанмарии девять лет назад. Невысокая красивая женщина со светлыми волосами и тёплыми, нежными руками, всегда пахнувшая цветами и сладостями.

– Нет,– опустив плечи, Самаэль не сводил с неё взгляд. Сам не заметил, как голос вдруг осел.– Нет, мам, не в порядке. Ты умерла. Вы с папой оба умерли. Вас не может здесь быть.

Она коротко вздохнула, подходя на шаг, и мягко обхватила его лицо ладонями. От неё не исходило угрозы, но первый тави дёрнулся, пытаясь безуспешно уйти от прикосновения. Она была слишком настоящей, слишком живой.

В уголках глаз защипало.

– Но мы здесь, верно?– Иллайя тепло улыбнулась.– И ты можешь остаться с нами.

– Не могу,– на пару мгновений зажмурившись, Самаэль покачал головой и, наконец, почувствовал прохладу собственных слез на щеках.– Не могу, мам. Мне нужно обратно. Туда, где живые, которым я ещё могу помочь.

Прерывисто вздохнув, он обнял мать, притянул к себе. Прижавшись щекой к её волосам, глубоко вдохнул знакомый запах.

– Я очень по вам скучаю, мам. Отдал бы все на свете, чтобы вы были рядом.

Зажмурившись, Самаэль обнял мать ещё крепче, свободной рукой доставая из ножен на поясе кинжал.

– Прости меня, мама. Ладно? Ради всех богов, прости.

Она хотела ответить, но не смогла, поперхнувшись собственными словами. Нанеся удар в живот, первый тави едва слышно взвыл, надавливая на рукоятку кинжала, распоровшего ткань одежд и чужую плоть.

Мир вокруг сжался до размеров песчинки, а потом вспыхнул вновь, взрываясь шумом терзаемого города, звоном оружия, запахом гари и крови, криками людей. Вместо кинжала ладонь холодила рукоять испачканного в крови меча, но главным было даже не это – ощущение тепла чёрной когтистой ладони на его голове. Указательный и средний пальцы, если бы их хозяин вздумал ими слегка двинуть, вонзились бы когтями точно генералу в глаза, полные слёз.

Они поняли, что произошло, почти одновременно, но Иблис оказался на доли секунд быстрее, отдёргивая руку и отступая прежде, чем первый тави, взревев, успел её отсечь.

2.

На полном ходу вонзив когти в угол здания, Айорг сумел повернуть без потери скорости. Следующий поворот, должный по ощущениям быть последним, искренне попытался не портить чужое имущество, но во избежании столкновения со стеной оттолкнулся от неё ногой. До слуха донёсся отдалённый звук крошения камня, а хозяин здания, если бы выжил сегодня, имел все шансы обнаружить утром на стене чужой след. Будь время и обстоятельства другими, он бы вызвал у себя на эту тему лёгкие муки совести.

– Тихо-тихо!– со смехом воскликнул ифрит, одной рукой успешно удерживая Мадлену, а второй приставив кинжал к её шее, чтобы не дёргалась.– Помни о возрасте, малыш!

Замерев в нескольких шагах от них, Айорг хотел было огрызнуться, но смог только выругаться, чувствуя неприятный ком в горле. Со старостью это ничего общего не имело – просто особенность собственной природы, которую то любил, то ненавидел. Бегать с невообразимой скоростью, когда окружение становилось одним размытым пятном для бокового зрения, он не умел: ни один валакх не мог. Всем им была доступна высокая скорость, но только на пару десятков секунд, достаточных для последнего, смертельного рывка к добыче.

– Не то, чтобы я торопился,– усмехнулся огненный,– но все же с делами хочется разобраться-

– Да заткнись ты!– упёршись посохом в землю, рявкнул Айорг.– Или ты умеешь только заложников брать и трепаться?

– Ну, как видишь, это мне помогает. Настолько, что дочурка Владыки сама ко мне в руки пришла. Кстати,– вскинувшись, молодой человек с улыбкой приподнял указательный палец от рукояти кинжала.– Мы во дворце толком ни разу не болтали. Гласеа.

Нахмурившись, валакх мельком глянул на перепуганную дочь. Будучи помоложе, он мог сказать хоть что-то о каждом из высших чинов, но в нынешние времена это представлялось проблемой. Вредила она не столько самомнению, сколько безопасности: отсутствие понимания противника ставило под угрозу исход всего противостояния.

Плюнув на попытки вспомнить хоть что-то, Айорг двинулся было вперёд, но Гласеа с той же самой улыбкой отступил, прижимая лезвие кинжала к коже Мадлены достаточно, чтобы оставить небольшую царапину.

– Нет, нет, так не пойдёт,– предупредил он.– Давай-ка решим всё малой кровью. Положи посох.

– Даже не думай!– взвизгнула Мадлена, попытавшись ударить ифрита ногой, но не преуспев в этой затее.– Тварь!

Гласеа, вовремя чуть отклонившийся, чтобы уберечь собственные колени, шутливо ей подмигнул, после чего вернулся взглядом к валакху.

– Давай. Один раз ты перед ифритами на коленях уже был. Ничего нового.

Несмотря на не озвученную, но ясную мольбу Мадлены не надеяться в очередной раз на милость огненных, Айорг с едва слышным вздохом опустился на одно колено. Не отводя взгляда от дочери, он положил посох на землю, но не убрал руку от него сразу же, слегка придавливая прохладный металл ладонью.

– Мадлена, ты мне доверяешь?

– Не очень! В прошлый раз после этого ты был готов Князю ноги целовать!

– Она мне определённо нравится,– хохотнул Гласеа.

Неопределённо дёрнув бровью, валакх никоим образом не показал своего недовольства. Второй раз подряд ифриты били по больному – дочери могли полагать, что угодно, но за них и он готов был сделать многое. Впрочем, всё равно не все, что потребуется.

Сфера в навершии посоха полыхнула белым молочным светом, сжавшимся до размеров нити и метнувшимся по прогалинкам каменной кладки вперёд. Ифрит не успел среагировать достаточно быстро, и взрезавшая пространство между ним и девушкой ледяная стена нанесла болезненный удар по рукам.

Едва получив свободу, Мадлена кинулась прочь, на первом шаге коротко вскрикнув и вильнув в сторону от упавшей возле неё окровавленной ладони.

– Ах ты…– Гласеа посмотрел на своё ранение,– тебя просили живым, но обойдутся.

Тряхнув окровавленным запястьем, он ринулся вперёд, и Айорг только ценой собственной реакции уберёг себя от одного из парных кинжалов, метивших в лицо. Ифрит, оставшийся в человеческом обличье, все равно изменился – исказились, заостряясь и больше начиная напоминать звериные, черты лица, зрачок в сапфировых, слегка фосфоресцировавших глазах, уменьшился до размеров маленькой точки. Скорость была уж точно выше, чем у валакха, а сила ударов наверняка соответствовала уровню озлобленности на того, кто смог ранить.

Они могли быть сколь угодно показушно спокойны, но не терпели нападений на себя – многих даже банальная царапина могла вывести из равновесия, подталкивая к тому облику, который прятали за человеческим.