– Надо же! – оживился Ман.

Рашид продолжал:

– Еще эти цветы приготовить, их можно есть как овощи. А если прокипятить с ними молоко, оно станет красным, а человек, который пьет такое молоко, будет сильным. Зимой можно подмешивать их к муке и печь лепешки роти – тогда и холод не страшен.

Ман явно был впечатлен.

– Добавляй цветы в корм ослам и мулам, – вставил фермер, – они станут вдвое сильнее.

Ман вопросительно взглянул на Рашида – неужто правда? Слова насмешливого фермера не внушали ему доверия.

– Да, так и есть, – сказал Рашид.

– Ну просто чудо-дерево! – восторженно воскликнул Ман. От его апатии не осталось и следа, и он начал сыпать вопросами. Сельская жизнь, прежде казавшаяся ему такой однообразной, заиграла новыми красками.

Поезд пересек широкую коричневую реку и въехал в джунгли. Ман захотел знать, водится ли тут дичь, и с радостью выяснил, что да, местные охотятся на лис, шакалов, нильгау, кабанов, а порой даже медведи попадаются. В ущельях и скалах неподалеку отсюда есть волки, которые представляют угрозу для местного населения.

– Вообще эти джунгли относятся к усадьбе Байтар.

– О! – обрадовался Ман. Хотя они с Праном с малых лет водили дружбу с Фирозом и Имтиазом, общались они только в Брахмпуре и никогда не посещали ни форт Байтар, ни усадьбу. – Это же чудесно! Я хорошо знаю семью наваба-сахиба. Можно вместе охотиться.

Рашид скорбно улыбнулся и промолчал – вероятно, решил, что его ученику в деревне будет не до урду. Подумаешь, большое дело, хотелось сказать Ману, но вместо этого он спросил:

– В усадьбе есть лошади?

– Есть! – закивал фермер с неожиданным энтузиазмом и уважением. – Мно-ого лошадей. Целая конюшня. И еще два джипа. На Муххарам[333] они устраивают огромное шествие, церемонии, все чин чинарем. Ты правда знаком с навабом-сахибом?

– Скорее, с его сыновьями, – ответил Ман.

Рашид, порядком уставший от фермера, тихо произнес:

– Это сын Махеша Капура.

Фермер разинул рот, не веря своим ушам. Разве такое возможно?! Что делает сын великого министра в вагоне второго класса, среди простых смертных, и почему на нем мятая курта-паджама?

– А я тут с вами шутки шучу!.. – пробормотал фермер, ругая себя за беспардонность.

Ман, чьей неловкостью фермер только что упивался, в душе злорадствовал.

– Не бойтесь, отцу не расскажу, – сказал он.

– Если ваш отец узнает, он у меня землю отнимет! – воскликнул фермер. То ли он в самом деле верил во всемогущество министра по налогам и сборам, то ли рассудил, что в данном случае уместно будет преувеличить свой страх.

– Ничего подобного, – ответил Ман. Мысль об отце вызвала у него внезапный приступ гнева.

– Когда заминдаров упразднят, все эти земли будут принадлежать ему, – сказал фермер. – Даже усадьба наваба-сахиба. Что же делать такому маленькому помещику, как я?

– А вот что, – нашелся Ман. – Просто не говорите мне, как вас зовут. Тогда вам ничего не грозит.

Фермера повеселила его идея, и он несколько раз повторил эти слова себе под нос.

Внезапно поезд задергался, будто кто-то привел в действие тормоз, и остановился посреди поля.

– Ну вот, опять! – раздраженно буркнул Рашид.

– А в чем дело? – спросил Ман.

– Да местные мальчишки срывают стоп-кран, когда поезд подъезжает к их деревне. Причем всегда одни и те же. Пока охрана доберется до последнего вагона, их уже и след простынет – убегут в тростниковое поле.

– Неужели ничего нельзя поделать?

– А как их образумишь? Либо поезд и дальше будет останавливаться в чистом поле – тем самым власти распишутся в своем бессилии, – либо одного из ребят изловят да накажут для острастки.

– Как?

– Побьют хорошенько, – ответил Рашид, – да посадят за решетку на несколько дней.

– Очень уж суровое наказание, – сказал Ман, представляя, как это ужасно – оказаться в тюремной камере.

– Зато эффективное. Мы в этом возрасте тоже были неуправляемы, – продолжал Рашид, едва заметно улыбаясь. – Отец меня постоянно порол. А однажды дед – ты скоро с ним познакомишься – избил моего брата до полусмерти, и это стало поворотным моментом в его жизни. Он вырос и стал профессиональным борцом!

– Его избил дед, не отец? – уточнил Ман.

– Да, дедушку мы все ужасно боялись, – сказал Рашид.

– А теперь?

– Теперь уже не так, конечно: ему за семьдесят. Но еще в шестьдесят он был грозой десяти деревень. Я разве тебе про него не рассказывал?

– Не понял: он терроризировал народ? – спросил Ман, пытаясь вообразить себе этого странного патриарха.

– Нет, все его уважали. Приходили к нему, если надо было решить какой-нибудь спор. Он помещик – не очень крупный, но имеет авторитет в нашем обществе. Благочестивый и справедливый человек, люди его слушают. В юности он и сам занимался борьбой, его кулаков все боялись. Хулиганам и разбойникам от него ой как доставалось.

– Пожалуй, лучше мне в твоей деревне не дебоширить, – весело заметил Ман.

Рашид посерьезнел.

– Это не шутки, Капур-сахиб, – серьезно и, пожалуй, чересчур церемонно произнес он. – Ты мой гость, и семья моя пока не знает, что ты приедешь. Весь этот месяц твое поведение будет напрямую отражаться на моей репутации.

– О, не волнуйся! – с жаром ответил Ман. – Я не доставлю тебе никаких хлопот. Обещаю.

Рашид успокоился, а Ман осознал, что поторопился с обещанием. За всю свою жизнь ему еще ни разу не удавалось вести себя хорошо целый месяц.

8.3

В маленьком городке Салимпуре они сошли с поезда, погрузили чемоданы в хлипкий багажник велорикши и сами кое-как пристроились на шаткое сиденье.

Рикша покатил по ухабистой дороге, что вела от Салимпура в родную деревню Рашида, Дебарию. Вечерело, и со всех сторон неслось птичье пение. На теплом вечернем ветру шелестели ветви нима. В тени нескольких тиковых деревьев с широкими листьями Ман увидел осла, у которого были связаны две ноги, – бедное животное с трудом ковыляло по дороге. На каждой водопропускной трубе сидели мальчишки, провожавшие рикшу громкими криками. Никакого движения на дороге не было, если не считать нескольких запряженных волами телег, возвращавшихся с полей, да погонявших скот пастушков.

Сойдя с поезда, Ман переоделся в оранжевую курту – прежняя насквозь промокла от пота – и теперь даже в сумерках представлял собой поистине красочное зрелище. То и дело с Рашидом здоровались встречные прохожие или фермеры на телегах.

– Как сам?

– Хорошо. А вы как? Нормально?

– Нормально.

– Как урожай?

– Да что-то не очень. Вернулся из Брахмпура?

– Вернулся, да.

– Надолго?

– На месяцок.

В ходе этого короткого обмена приветствиями люди почти не смотрели на Рашида – они