Совершенно чистое небо на западе было розовым, дымчатым и неподвижным. По обе стороны дороги до самого горизонта тянулись поля. Ман вновь стал думать о Саиде-бай и осознал, что не сможет прожить без нее целый месяц. Это просто немыслимо.

Да и вообще, что он делает в этом идиотском месте, вдали от цивилизации, среди дремучих крестьян, неграмотных и не видевших электричества, которых хлебом не корми – дай поглазеть на незнакомца?

Повозка резко дернулась: Ман и Рашид вместе с багажом едва не вылетели на дорогу.

– Зачем ты это сделал?! – рявкнул Рашид.

– Арэ, бхай, так ведь дорога вся в ямах! Я не пантера, в темноте не вижу, – огрызнулся рикша-валла.

Вскоре они повернули с дороги на еще более разбитую тропу, что вела к деревне. В сезон дождей здесь наверняка было не проехать и деревня оказывалась в буквальном смысле отрезана от остального мира. Рикша-валла из последних сил удерживал равновесие, но через некоторое время он не вытерпел и попросил своих пассажиров идти пешком.

– За такое надо три рупии с вас взять, а не две, – сказал он.

– Получишь ровно одну рупию и восемь анн, – тихо ответил ему Рашид. – Ну, поехали.

К дому Рашида – точнее, к отцовскому дому, как он его называл, – подъезжали в полной темноте. То было довольно большое одноэтажное здание с белеными кирпичными стенами. На крыше горела керосиновая лампа: там сидел отец Рашида. Заслышав скрип велорикши на дороге и увидев фонарь в руках Мана, он крикнул:

– Кто едет?

– Рашид, абба-джан.

– Вот и славно. Мы тебя ждем.

– У вас все хорошо?

– Да так себе. Урожай небогатый. Ладно, я спускаюсь. Ты не один, что ли?

Ман потрясенно слушал его беззубое стариковское шамканье. Так может звучать скорее голос деда, нежели отца.

Отец Рашида спустился, держа в руках две зажженные керосиновые лампы, а во рту – пару панов. Сына он встретил не слишком радушно. Они присели втроем на чарпой[334], стоявший под старым раскидистым нимом.

– Это Ман Капур, абба-джан, – сказал Рашид.

Его отец кивнул и обратился к Ману:

– Вы к нам в гости? Или вы чиновник какой, по делу приехали?

Ман улыбнулся:

– Просто в гости. Ваш сын дает мне уроки урду в Брахмпуре. Надеюсь, он и в Дебарии меня не бросит.

В свете ламп он заметил, что во рту у отца Рашида не хватает зубов – на их месте чернеют дыры. Вот почему он так странно говорил, шамкая и проглатывая согласные. Заодно это придавало ему несколько зловещий вид, пусть он и пытался оказать гостю радушный прием.

Тем временем из темноты к ним вышел еще один человек. Его представили Ману, и он сел на вторую плетеную кровать перед домом. То был парень лет двадцати – то есть младше Рашида, – но Рашиду он приходился дядей, а его отцу – младшим братом. Парень оказался на редкость болтлив и самодоволен.

Слуга вынес им по стаканчику шербета.

– Вы с дороги, – сказал отец Рашида. – Помойте руки, прополощите рот и пейте шербет.

Ман спросил:

– А где можно?..

– Ах да! Отлить можно за хлевом. Ты же об этом?

– Да-да, – ответил Ман и, схватив покрепче фонарь, пошел за сарай. Там он тут же наступил в коровью лепешку. Где-то рядом, услышав его шаги, громко замычал вол.

Когда Ман вернулся, Рашид полил ему на руки из медного чайника. Жарким летним вечером вода была чудесно прохладной – и шербет тоже.

Потом сразу подали ужин: мясные блюда, толстые пшеничные роти. Ели опять при свете керосиновых ламп и звезд, а вокруг жужжали насекомые. Все сосредоточенно жевали, и разговор не клеился.

– Что это? Голубиное мясо? – спросил Ман.

– Да. У нас своя голубятня – вернее, у моего дедушки. – Рашид ткнул пальцем куда-то в темноту. – А где, кстати, дед? – спросил он отца.

– Опять ушел патрулировать улицы, – последовал ответ, – и заодно с Вилайятом-сахибом поболтать. Небось уговаривает его перейти обратно в ислам.

Все засмеялись, кроме Мана, который понятия не имел, о ком идет речь. Он откусил свой шами-кебаб и вдруг почувствовал себя потерянным и несчастным.

– К ночному намазу должен вернуться, – сказал Рашид. Ему хотелось поскорей познакомить Мана с дедом.

Когда зашла речь о жене Рашида, Ман встрепенулся. Он понятия не имел, что его учитель женат. Затем кто-то упомянул двух его маленьких дочерей – ну ничего себе!

– Ладно, я тебе постелю в доме, – быстро и беззубо прошамкал отец Рашида. – Сам я сплю вон там, на крыше. В такую жару даже слабый ветерок – спасение.

– Прекрасно, – откликнулся Ман. – Я не против.

Последовала неловкая пауза, и Рашид сказал:

– Лучше мы с тобой поспим под звездами, возле дома. Скажи слугам, чтобы постелили нам здесь.

Ман нахмурился и хотел задать какой-то вопрос, но отец Рашида тут же сказал:

– Вот и славно. Сейчас пришлю слугу с бельем. Матрасы не нужны, слишком жарко. Кинете коврик на чарпой, а сверху – пару простыней. Ну, до завтра.

Позже, лежа на своей плетеной койке и глядя в ясное ночное небо, Ман вновь обратился мыслями к дому. По счастью, ему очень хотелось спать, и думы о Саиде-бай вряд ли терзали бы его всю ночь. Где-то на краю деревни квакали в пруду лягушки. Выли кошки. В хлеву фыркал вол. Стрекотали сверчки; в ветвях нима мелькнула бледно-серая молния – сова. Она села передохнуть на одну из веток. Добрый знак, подумал Ман.

– Сова, – сказал он Рашиду, лежавшему на соседнем чарпое.

– Да! – откликнулся тот. – А вон еще одна.

На другой ветке устроилась вторая бледно-серая тень.

– Очень люблю сов, – сонно проговорил Ман.

– Беду пророчат, – сказал Рашид.

– Нет, они почуяли во мне своего и прилетели стеречь мой сон. Навевать мне приятные сновидения о красивых женщинах и прочем. Рашид, завтра утром дай мне пару газелей, хорошо? И кстати, почему ты спишь здесь, а не со своей женой?

– Жена сейчас живет у своего отца, в другой деревне, – ответил Рашид.

– А, понятно.

Они немного помолчали. Потом учитель сказал:

– Знаешь историю про Махмуда Газневи[335] и его миролюбивого премьер-министра?

– Нет.

Ман не видел, какое отношение к происходящему может иметь великий завоеватель и разоритель городов, но в сумеречном состоянии ума, предшествующем сну, ему и не нужно было ничего видеть.

Рашид начал рассказ:

– Махмуд Газневи спрашивает своего визиря: «Что это за совы?»

– Вот как? – вставил Ман. – Значит, Махмуд Газневи лежал на чарпое и смотрел на этих самых сов?

– Вероятно, нет, – отвечал ему Рашид. – Совы были