Шрифт:
Закладка:
— Но я с ним уже поговорил. — уверяю Холмса я. — Он никому не скажет.
Моя уверенность и ответственность вызывают на губах политика улыбку. Я не могу не улыбнуться в ответ. Мне нравится, когда он мне улыбается.
— Хорошо. — кивает Майкрофт, всё ещё растягивая губы. — Тогда второе… — он снова медлит. — Я принял решение. — наши взгляды встречаются: в его уже серьёзность, а в моих подростковые волнения. — Касательно тебя. — он делает такие страшные паузы, что каждый раз моё сердце чуть не взрывается. Но я вдруг понимаю, почему он медлит. Он словно борется с самим собой, видимо это «решение касательно меня» далось ему непросто. — Мне не всё равно.
Я хотел услышать что-то такое. Хотел. И сейчас кажется, будто всегда.
— Я… — политик прикрывает глаза и поджимает губы. — долго думал кое о чём… И не должен был позволять эмоциям… — я широко распахнул глаза, а рот открылся сам собой. — Короче, мне бы стоило продолжить направлять тебя, чтобы ты выполнил свой долг, то, к чему тебя готовили. Но я вижу, что ты изменился, что ты действительно стараешься. Я уже допустил ошибку в прошлом и не могу допустить её снова. Поэтому я спрошу у тебя: чего хочешь ты?
Я даже и не думал поднимать упавшую на пол челюсть. Майкрофт ждал от меня отдачи, и я видел в его глазах пробивающееся волнение. О, Майкрофт. Пресвятые зонтики!
— Я… — я широко улыбнулся, всё ещё держа глаза распахнутыми на полную. — Даже не знаю, что сказать.
Майкрофт боролся с внутренним праведником, поэтому не мог контролировать мимику. Его глаза бегали по комнате, а пальцы то и дело прикасались к разным предметам поправляя их. Таким Холмса старшего я ещё не видел.
Мне захотелось рассмеяться и заигрывающим тоном пошутить что-то, но… он ведь сказал, что я изменился, а значит, так оно и есть.
— Ты даруешь мне свободу? — обалдело уточнил я. — Добби подарили носок?!
Майкрофт не сдержал улыбку, но в прямой контакт глазами не входил.
— Я просто хочу знать, чем ты хочешь заниматься.
Удивительно, но за долгое время, впервые смешанные эмоции не были негативными. Сейчас во мне бушевала эйфория, нечто похожее на радость, я ощущал себя способным на всё. Однако, ответить на вопрос вот так сразу я не смог. Чем я хочу заниматься? Не имею понятия.
Поэтому я пожал плечами.
— К сожалению, я пока не знаю. — признался я. — Я бы хотел помогать тебе, но не работать на лицемерных продажных членов правительства.
Я видел, как Холмс порывался оправдать репутацию коллег своего поприща, но он этого так и не сделал. Может потому, что я был прав.
— Хорошо. — произнёс он. — Но я не хотел бы, чтобы ты думал, будто страной руководят лишь лицемеры.
— Я так и не думаю. — хитро улыбнулся я. — Страной руководит самый умный и ответственный человек на планете. — слова сами собой вырвались, а побочкой стали мои горящие уши.
Холмс же на мою лесть отреагировал сдержанной, но довольной улыбкой. Эйфория окутала моё тело и развязала язык.
— Я подумаю над твоим желанием. — пообещал Майкрофт. — Что-нибудь придумаю.
— Но что скажут остальные члены совета? — поинтересовался я. — Они не против дать мне особую роль?
Холмс снова поджал губы и многозначительно посмотрел на меня. До меня вдруг дошло, что всё это — инициатива одного Майкрофта, что если бы не он — моё будущее было бы очень туманным и вряд ли светлым. А Холмс проявил… заботу. Потому что ему не всё равно.
Я медленно растекаюсь по стулу. Может и хорошо, что я положил свой шизанутый глаз именно на этого мистера Амбреллу. Он не сделает мне больно, больше не станет лгать. Он не поступит как мой дядя. Единственное — он может разбить мне сердце своей неспособностью на желаемые мной чувства. Джим тоже не был способен на них. Но это всё потому, что он самовлюблённый психопат. А Майкрофт… просто Майкрофт. Я не перестану надеется, как не переставал никогда.
— Тогда они и об этом не должны знать? — решил уточнить я.
— Мне всё равно придётся убедить их, что так будет лучше. — пожал плечами Холмс. — Ты можешь реализовать себя, причём в самом неожиданном ключе, это я вижу. Однако, стоит всё продумать, прежде чем посылать тебя куда-либо. Внешняя разведка нуждается в новых лицах, но твоё уже большинству известно. — рассуждал Холмс, принимаясь крутить ручку. — Так что остаётся придумать вариант, связанный с домом.
— МИ5? — я откинулся на спинку стула, ощущая себя превосходно.
Майкрофт повторил за мной движение и тоже откинулся назад, кладя руки на подлокотники. Его глаза блуждали по столу, словно искали какое-то решение. Мне же оставалось просто наблюдать за ним, ловя себя на странных мыслях.
— Может быть… — задумчиво произнёс наконец политик. — Но может и нет. В общем, сообщу, когда всё рассчитаю.
— Не хочешь поужинать где-нибудь сегодня?
Я влепил себе сильную мысленную пощёчину. Ауч! Да, так тебе и надо! Нельзя быть странным! Но слова уже были сказаны, а глаза Майкрофта уже удивлённо хлопали.
— Поужинать?
Мне хотелось провалиться на этаж ниже. Какой же я придурок. Нужно думать, прежде чем открывать рот!
— Ну-у-у… — супер, теперь выкручиваться. — типа… не дома… я не знаю. — я виновато глянул на политика.
Тот обдумывал мои слова и как назло упёрся в меня взглядом. Я должен хотя бы быть беспечным. Поэтому я начал дёргать ногой, невинно хлопать ресничками и слегка улыбаться, будто я задал самый обыкновенный вопрос. Таким он по сути и был, но в контексте наших отношений… был странным. Или только мне так кажется.
— Где, например? — спросил вдруг Холмс, причём заинтересованным тоном.
В «Молодом боге». Только послезавтра.
Я вспомнил о карте Таро. Да, ещё об этом нужно будет поговорить. Как-нибудь. Как я выпутаюсь из текущей передряги.
— Ну, я не знаю. — я стал гулять взглядом по потолку, замечая редкие пылинки, раздуваемые потолочным вентилятором. — Я думал ты знаешь, где можно. Я ведь та-а-к редко бывал в городе. — с лёгкой ехидной улыбочкой сказал я.
Отлично, когда мы наступаем на поле сарказма, подъёбов и замечаний, мне легче скрывать настоящие эмоции.
— Правда? — Холмс подхватил мой настрой и нарочито удивлённо уставился на меня. — А я думал, ты за свой отпуск много где побывал.
Я уже обожал то, что происходило. О, оказывается, не только с Джимом быть на одной волне приятно.
— Да-да, кажется, я вспомнил. — я приложил указательный палец к подбородку, снова подняв взор вверх. — Я пил Сент-Эмильон две тысячи первого года в одном