Шрифт:
Закладка:
— Я так тебя ненавижу, дядя. — прошептал я, ощущая, как по щекам текут слёзы. — Но это не значит, что я больше не люблю тебя. Какая-то моя часть будет любить тебя до Луны и обратно, до Рая и до Ада.
Масса передо мной на несколько секунд стала обычным Джимом. Без тёмной ауры, дымки и холодящих душу ощущений. Его глаза были ореховыми, а не угольными, а волосы казались шёлковыми.
— Я так тебя люблю, Эдвард. — услышал я его бархатный голос. — Но это не значит, что я больше не ненавижу тебя. Я всегда буду тебя ненавидеть. До края Вселенной и дальше, чем обратно.
— Значит мы квиты. — говорю я, опуская ресницы.
Когда веки снова поднимаются, передо мной уже никого и ничего нет. Лишь голая стена.
Я уже около часа лежу в своей постели. Разбитый телефон лежит на столе в противоположном конце комнаты.
Настойчивый стук в дверь. Я не успеваю ничего ни сделать, ни сказать, как дверь распахивается. На пороге из нечёткого света в коридоре появляется Майкрофт. Я тут же понимаю, что ему уже успели нажаловаться, но мне фиолетово на это.
Я вскакиваю с кровати и за секунду оказываюсь около него. Наплевав на последствия и приличия, я по детски обвиваю его шею руками и что есть силы прижимаюсь к телу. Мы замираем на стыке моей комнаты и коридора.
— Я облажался. — произношу я. — Снова.
Мне хотелось рассказать ему, что я успел пережить. Хотелось сказать, что я, кажется, победил. Но потом я подумал, что это поставило бы под угрозу наши ночи и кровать, которые мы делили в последние дни. Я не хотел это терять, поэтому решил раскаяться в содеянном на стадионе.
Холмс толкает меня в комнату и закрывает дверь. Я жалостливо гляжу на него, страшась заметить разочарование или гнев.
— О, Эдвард.
Холмс всего лишь вздыхает и тянет руку к моему лицу, на котором красуется синяк и разбитый нос, но он одергивает себя. Рука виснет, а взгляд съезжает в сторону.
— Мне ещё сложно себя контролировать.
Никогда бы не подумал, что мне будет приятно признаваться в чём-то Майкрофту. Но теперь я, кажется, понимаю, что за всей моей прошлой ложью стоял страх быть отвергнутым последним человеком, кто хоть иногда спрашивал, как у меня дела.
Майкрофт снова вздыхает и проводит рукой по волосам.
— Ладно. Мы к этому вернёмся. — произносит он, оглядывая мою комнату.
Я неловко стою, ожидая, что будет дальше, но тут вспоминаю о тузе в рукаве.
— Кое-что ещё произошло. — говорю я и указываю на телефон.
Холмс хмурится, смотря туда, куда направлен мой указательный палец. Я взволнован, но не испуган.
Политик подходит к столу, берёт мой телефон и вопросительно глядит на меня.
— Он написал мне. — тихо произношу я.
Глаза Майкрофта тут же расширяются, и он тут же принимается изучать содержимое последнего сообщения. Дочитав до конца, он выпрямляется, глядя куда-то в дали за окном.
Я ожидаю, что он начнёт выпытывать подробности.
— Ты в порядке?
Моё сердце стягивает приятная судорога. Его обеспокоенный взгляд обезоруживает меня.
— Да. — честно отвечаю я. — Уже да. Это ведь просто сообщение. Его здесь нет.
Холмс тщательно производит диагностику моего состояния, а затем сжимает телефон в руке.
— Придётся отдать его для расследования. — предупреждает меня он.
Я пожимаю плечами.
— Хорошо. Я всё равно его разбил почти.
Да, уж. Теперь мне точно требуется новый. Майкрофт снова вздыхает.
— Как ему снова удалось? — скорее у себя спрашивает он.
— Кто-то из отдела внутренней связи? — предполагаю я. — У кого ещё есть доступ к информации о внутренних номерах?
Холмс скрещивает руки на груди, продолжая стоять у стола лицом к окну.
— Боже.
Я слышу, как он устал. Меня тут же накрывает сожаление и желание помочь.
— Что с Гарви? — спрашиваю я, обходя Холмса.
— Пока без сознания. Когда очнётся, тогда с ним придётся побеседовать. — говорит он.
Я киваю.
— Тогда поехали домой.
Мой голос звучит необычайно по взрослому. Это замечаю и я и Майкрофт. Мы смотрим друг на друга, пока он не кивает.
— Только сначала отдам Антее твой телефон.
Я не верю, что день наконец-то подходит к концу. Как обычно он наполнен и хорошим и плохим. Мой взгляд то и дело утекает к Холмсу.
Я помогу тебе.
Я сделаю всё, что угодно.
Я очень мало ем в последнее время. И это плохо.
Мы ужинаем уже привычным нам способом. В тишине в столовой, слушая треск камина. Когда Майкрофт тянется к бокалу с виски, я его останавливаю.
— Есть идея получше.
Он следует за мной по коридору, мои уши вспыхивают вместе с лицом, когда я открываю дверь его спальни. Брови политика вопросительно вздёрнуты.
— Где ты хранишь ключи?
Майкрофт стоит около распахнутых штор, озадаченный новым делом.
— Я давно там не был. — произносит он.
— Ага. Я заметил. — с улыбкой замечаю я, глядя на мусор из листьев и палок.
Губы Холмса медленно растягиваются.
— Ну, Soyez le bienvenu{?}[Добро пожаловать (фр.)].
Политик подошёл к комоду, что стоял у зеркала и открыл один из ящиков. Пошуршав и побренчав разными предметами, он выудил элегантный золотистый ключ, что был меньше моего мизинца. Вернувшись к двери, он вставил его в замок, и на этот раз двери поддались и распахнулись.
Вечерний воздух тут же дунул нам в лица, волнуя тюль. Я тут же вышел на этот чудесный балкончик и прямо по палкам прошествовал к перилам, шурша старыми листьями. Если уронить взгляд, то попадёшь в сад: деревья, кусты, цветочки и все дела. Но если дать глазам взлететь выше и дальше, то можно лицезреть огни Лондона и ближайших коттеджей. Это меня успокоило. Из особняка Джима едва можно было разглядеть главную трассу, а здесь я был ближе.
— Прибраться не помешает. — услышал я комментарий Майкрофта и обернулся.
Тот критично рассматривал весь беспорядок.
— И ради этого ты не дал мне насладиться «Бророй{?}[сорт шотландского виски]»?
Я хитро усмехнулся.
— Помниться, мы говорили о Сент-Эмильон.
Холмс скопировал мою ухмылку, но при этом притворно заупрямился, скрестив руки на груди. Я тонул в омуте наслаждения. Мне вдруг захотелось вести себя невероятно галантно: усадить его на скамейку, предварительно положив на неё что-то мягкое, преподнести бокал с его любимым вином и провести
