что мы, скорее всего, держали курс на северо-запад, потому что вскоре увидели по правому борту северное сияние. «Карпатия» подошла к нам с юга, мы увидели ее сзади на юго-востоке и, развернувшись, пошли к ней. Отойдя от «Титаника», шлюпки рассредоточились по океану веером; шлюпки с носовой части правого и левого бортов очутились впереди «Карпатии», а шлюпки, которые находились ближе к корме, — за ней. Вот почему шлюпкам с левого борта понадобилось столько времени, чтобы добраться до «Карпатии»: они подошли к кораблю только в 8:30 утра, хотя некоторые шлюпки с правого борта подошли к кораблю уже в 4:10. Некоторым шлюпкам с левого борта, чтобы подойти к «Карпатии», пришлось пересечь то место, где затонул «Титаник»; они пробирались через груды обломков.

Ни на одной из соседних с нами шлюпок не было фонарей; нам очень недоставало света. Мы не видели друг друга в темноте; мы не могли подать сигналы кораблям, которые могли на полной скорости спешить на помощь «Титанику» с любой стороны. Мы столько пережили, что казалось невозможным встретить еще одну угрозу: оказаться на пути судна, которое спешило нас спасать. Мы снова и снова ощупывали дно и борта шлюпки в поисках фонаря. Я нашел рундук под румпельной площадкой и вскрыл его, выломав доску, однако внутри ничего не оказалось, кроме оцинкованного воздухосборника, который поддерживал плавучесть шлюпки. Фонаря мы не нашли. Кроме того, мы искали пищу и воду, но ничего не нашли и пришли к выводу, что их тоже не было, но здесь мы ошибались. У меня есть письмо от второго помощника Лайтоллера, в котором он уверяет, что уже на «Карпатии» они с четвертым помощником Питменом осмотрели каждую шлюпку с «Титаника» и нашли в каждой галеты и воду. Правда, ночью нам не хотелось ни есть, ни пить; мы гадали, сколько времени придется ждать, прежде чем нас подберет «Олимпик». Повторяю, тогда мы решили, что нас спасут ближе к вечеру следующего дня.

Около 3 часов ночи мы заметили впереди справа слабое мерцание на небе и решили, что видим предвестники рассвета. Мы не знали точного времени, и всем не терпелось поскорее избавиться от мрака; нам хотелось поскорее увидеть тех, с кем рядом нам повезло спастись. Кроме того, с рассветом можно было не бояться, что нас переедет крупный корабль, который на всех парах идет нас спасать. Но нас ждало разочарование; слабый свет то усиливался, то снова угасал. Мерцание иногда прекращалось. Вдруг я понял, что мы видим северное сияние. Так оно и оказалось; вскоре вся северная половина неба осветилась наподобие веера; длинные узкие полосы тянулись к Полярной звезде. Я видел северное сияние примерно такой же яркости в Англии несколько лет назад и сразу же узнал его. Вздох разочарования прошел по шлюпке, когда мы поняли, что рассвет еще не наступил; но, хотя мы еще того не знали, день приготовил нам еще кое-что. Всю ночь мы жадно наблюдали за горизонтом, выискивая огни парохода. Кочегар, наш старший — мы называли его «капитаном», — сказал, что вначале покажется одиночный огонь на горизонте, мачтовый огонь, за которым вскоре последует второй, ниже, на палубе; если два огня останутся вертикальными и расстояние между ними будет увеличиваться по мере того, как огни будут приближаться, значит, можно не сомневаться в том, что перед нами пароход. Сколько раз мы видели на горизонте огни! Потом оказывалось, что это звезды восходят над горизонтом. «Огни» появлялись в каждой четверти. За некоторыми приходилось долго наблюдать, прежде чем мы понимали, что зрение нас обманывает. Иногда мы принимали за огни корабля фонари на некоторых шлюпках. Впрочем, фонари мы распознавали без труда, так как они покачивались совсем недалеко от нас. Не раз огни порождали надежду, которая вскоре исчезала. Однажды мы увидели по левому борту два огня, расположенные близко друг к другу, и решили, что наконец-то видим наш двойной свет; но, вглядевшись в разделявшие нас мили, мы заметили, как огни постепенно расходятся. Стало ясно, что мы видим фонари двух шлюпок на разных расстояниях от нас; они стояли рядом, одна за другой. Вероятно, то были шлюпки, спущенные на воду с носовой части по левому борту. На следующее утро им пришлось возвращаться на много миль и проходить место гибели «Титаника».

Невзирая на наши надежды и разочарования, отсутствие света, воды и пищи (как мы считали) и лютый холод, неправильно было бы утверждать, что мы были несчастны в те ранние утренние часы. Единственную угрозу представлял холод, окутавший нас, как одежда, да и его мы могли сдерживать, стараясь не думать о нем. Кроме того, мы прижимались друг к другу и осторожно топали ногами, чтобы согреться. Не знаю случая, чтобы кто-то из нашей шлюпки простудился и заболел — даже тот легко одетый кочегар совсем не пострадал. Считаю, нам было за что благодарить судьбу; поэтому временные неудобства в виде холода, переполненной шлюпки, темноты и еще сотни вещей, которые в обычных условиях мы сочли бы неприятностями, стали несущественными. Спокойное море, красивая ночь (как она отличалась от двух последующих ночей, когда вспышки молний и раскаты грома нарушали сон многих на борту «Карпатии»!). Но главное — мы сознавали, что находимся в шлюпке, в то время как многие наши спутники-пассажиры и члены экипажа остались в ледяной воде. Их крики давно стихли. Тогда нашим главным ощущением была благодарность. Вскоре у нас появилось гораздо больше поводов для того, чтобы испытывать благодарность. Около 3:30 утра кто-то на носу привлек наше внимание к слабому мерцанию на юго-востоке. Все быстро развернулись в ту сторону. На горизонте сверкнула далекая вспышка, похожая на прожектор военного корабля; потом послышался глухой удар, как будто вдали выстрелили из пушек, и свет снова погас. Кочегар, который всю ночь пролежал под румпельной площадкой, вдруг сел, как будто очнулся ото сна; на плечах его висело пальто. Я отчетливо вижу его перед своим мысленным взором. Он смотрел туда, откуда донесся звук, и услышал, как он кричит: «Стреляют из пушки!» Однако это была не пушка; с «Карпатии» запустили ракету, о чем мы, впрочем, узнали лишь позже. Зато мы поняли, что какой-то корабль находится недалеко, спешит к нам на помощь и подает нам сигнал, предупреждая о своем скором прибытии.

Напрягая зрение, мы не сводили взглядов с горизонта и напряженно вслушивались. Мы ждали в полной тишине. Вскоре вдали, в том месте, где мы видели вспышку, появился одинокий огонь, а вскоре и второй под ним. Через несколько минут оба огня приблизились