– «Сомнения прочь, лучше с уборкой помочь», – напоминаю я бабушке песенку, которую, наряду со многими другими, мы обычно поем, вместе прибирая квартиру.

Бабушка прижимает меня к себе, а затем отодвигает на расстояние вытянутых рук.

– Если тебе что-нибудь понадобится, пока меня нет, зайди к садовнику Дженкинсу, хорошо? Знаю, он выглядит пугающе, но на деле он мягкий, как желейный пудинг. Я скажу ему, чтобы он присмотрел за тобой. Мистера Гримторпа наверху ты не должна беспокоить ни при каких обстоятельствах, ты меня поняла?

Прежде чем я успеваю ответить, на тропинке, ведущей к боковой двери поместья, появляется женщина. На ней синий платок, повязанный вокруг головы, и такие же синие перчатки. Она машет нам рукой через окно и кивает Дженкинсу, прежде чем продолжить путь.

– Бабушка, кто это?

– О, это личный секретарь мистера Гримторпа. Миссис Гримторп запрещает ей общаться с другими людьми в поместье – якобы для того, чтобы сберечь конфиденциальность трудов мистера Гримторпа. Пойдем, – говорит бабушка, – пора в кладовую для серебра.

Я спешу вместе с бабушкой в комнату, что снилась мне всю ночь. Кладовая такая же, какой я ее оставила, она доверху наполнена серебряными реликвиями, которым так и требуется внимание. На большом столе разложены предметы, начищенные мною вчера, и сияют они, словно яркие звезды.

Бабушка роется в шкафу, достает две пары резиновых перчаток, большой кувшин и широкий тазик. Ко мне она поворачивается, уперев руки в боки.

– Я не допущу, чтобы ты полировала все это серебро голыми руками. Иначе в какой-то момент они просто отвалятся!

Вчера я и правда чистила все голыми руками, и они здорово устали, но лишиться их, кажется, мне пока не грозит.

Бабушка надевает перчатки и осторожно переливает жидкость из кувшина в таз.

– Молли, это полироль для серебра. Он содержит незначительное количество щелочи, которая разъедает кожу. Раньше, в пору моего обучения, мы сами готовили такой раствор. Одна горничная, с которой я работала, увеличила количество щелочи в рецепте вчетверо и оставила таз у входа в поместье. Его светлость пришел с грязными руками после охоты, увидел таз и сунул в него руки. Если бы я немедленно не облила их водой, кислота разъела бы его до кости.

– Какой ужасный несчастный случай.

– Ужасный? Да. Несчастный случай? В этом я не была бы так уверена.

– О чем ты говоришь?

– О судьбе, Молли, – вздыхает бабушка. – У нее свои загадочные способы воздать всем по заслугам. Вот почему важно всегда относиться к другим с уважением. – Она передает мне пару перчаток, которые я тут же надеваю. – Этот современный полироль не похож на тот грубый состав, который мы использовали много лет назад. Он очень деликатный, но работать все равно лучше в резиновых перчатках.

И бабушка берет тусклый серебряный подсвечник, обмакивает его в раствор, затем вытирает тряпкой. Немного усилий – и серебро начинает блестеть.

– Это волшебство! – Я хлопаю в ладоши.

– Флора! – слышим мы откуда-то из глубины дома. – Шевелись!

Бабушка снимает свои перчатки и аккуратно кладет их рядом с тазиком.

– Я обернусь туда и обратно быстрее, чем ты успеешь произнести слово «непреднамеренный», – говорит она, целует меня в лоб и убегает.

Я слушаю, как у входа в поместье миссис Гримторп раздает бабушке указания. Затем дверь с глухим стуком закрывается, и так я понимаю, что они ушли.

Вот оно, думаю я про себя. Я в поместье одна, без бабушки. Эта перспектива совсем не пугает, но наполняет меня гордостью из-за обретения самостоятельности. Я произношу слово «непреднамеренный» пять раз, а затем прихожу к выводу, что бабушка выразилась образно (что значит неточно), а не буквально (что значит точно).

В тишине пустого поместья повсюду разносится новый звук.

Клац-клац-клац-клац-клац.

Это звук печатных клавиш. Множество звуков раздражает мой слух, но звук клавиш мне нравится, он ритмичный и предсказуемый. Должно быть, это женщина в синем, личный секретарь мистера Гримторпа, набирает текст где-то в глубине поместья.

Когда я оглядываю кладовую для серебра, меня охватывает чувство восторга. Я сама по себе. В поместье! Теперь я совсем взрослая, с возложенными на меня взрослыми обязанностями. Я обхожу комнату, затем надеваю фартук и свежие резиновые перчатки.

Окунуть в полироль, затем натереть до блеска.

Я приступаю к работе, полируя предмет за предметом и раскладывая их, мерцающие, в идеально ровный ряд на столе. Работая, я представляю, что готовлю королевский банкет, где хозяйкой будет бабушка, также известная как герцогиня Фартукская, и я, горничная Молли из Фаберже.

В списке – все сливки общества. Во главе стола – Робин Гуд в зеленом бархатном костюме. Рядом с ним Коломбо в новеньком плаще, и на сей раз он причесан аккуратно, как того хотела бы бабушка. Напротив них – мистер Барсук и мистер Жаб, также здесь сэр Дэвид Аттенборо в костюме для сафари, шаткий Шалтай-Болтай в коротких штанах и подтяжках и сэр Уолтер из Швабрляндии, уборщик и единственный человек в школе, который мне нравился. Осталось еще несколько мест, поэтому я отдаю их Страшиле, Льву и Железному Дровосеку из «Волшебника страны Оз». Добавляю Чеширского кота, который свернулся калачиком на стуле у дальнего конца стола и вовсю улыбается. Остался один свободный стул, и он для меня. На мне безупречно-белое платье с кружевными рукавами и нижней юбкой с оборками, доходящей до самых щиколоток.

Я произношу тост, постукивая по моей фарфоровой чашке только что отполированной серебряной ложкой. Пронзительный звон доставляет удовольствие моим ушам.

– За бабушку! – говорю я. – И за моих лучших друзей из сборника рассказов! Спасибо за то, что вы были верными и искренними от первой страницы до последней!

Мы пьем чай и едим булочки со взбитыми сливками, потом устраиваем конкурс правописания, где я с первой попытки правильно пишу слово «колоссальный». Мы – Истинные Серебряные Рыцари Прямоугольного Стола, родственные души, вокруг меня – единственные друзья, которые у меня когда-либо будут.

Из мечтаний меня вырывает легкое жжение. Это одна-единственная капля полироля упала на мое предплечье выше перчатки. Я бросаюсь к раковине, чтобы облить горящий участок кожи холодной водой. Это облегчает боль, но, когда я возвращаюсь к чаепитию, мои друзья уже растворились в воздухе.

– Подождите, вернитесь! – прошу я, но воображение меня подводит; тогда я смотрю на свой потрепанный фартук: никаких рюшей и рукавов-фонариков, лишь изношенная реальность.

И тут я прислушиваюсь к себе и с некоторой поспешностью осознаю, что мне нужно в туалет. Я снимаю резиновые перчатки и покидаю