гены! А я вдруг ловлю себя на том, что "передаю ему свое прошлое" с купюрами, упускаю кое-что из постыдного, мучительного для меня. И оставляю за кадром кое-что, что не нравится, никогда не нравилось мне в себе самом. За всю жизнь так и не сумел подняться над собой, и вот теперь?! Но так, без душевных мук, без того, что обычно называют катарсисом... Ладно, какая разница?! Главное, Грейси проживет оставшиеся ей десять-пятнадцать лет с улучшенной версией меня. Такой ей подарок? (Клон уже знает, если это вдруг вызовет недоумение и подозрение, он должен подвести Грейси к тому, что сие есть результат наконец-то пришедшей к нему "старческой мудрости".) Но клон - оказывается, я стараюсь не называть его собою, Эдвином Остином - подхватывает, перенимает многое из того во мне, что я пытаюсь от него скрыть. Генетика, да? К тому же слишком умен и проницателен. Вдруг вижу, дело не только в этом. Он пытается мстить за то, что я накладываю свою личность на его самосознание. Я его понимаю. Есть даже некоторое чувство неловкости, может, даже вины перед ним (не слишком привычное для меня состояние). Но и он должен понять... Говорит, что понимает, всё понимает, но он же живой, проглатывает слово "человек", и ему, он не договорил, каково ему...

Мы сидим с ним сейчас за бутылкой. Хорошо, что алкоголь на него действует так же, как и на меня - мы с ним оба расслабленные, добрые. Только я куда как более сентиментален. Но при всём комизме сцены (я специально позаботился, чтобы сцена была комичной) я серьезен и искренен. Не ожидал от себя. Говорю, что он, придет время, проводит Грейси и станет уже не мною - собой. Тем собой, которого сейчас нет, но которым он станет, прожив десять-пятнадцать лет моей жизни. Он согласен, кивает. И вдруг:

- Эдвин! Ты так говоришь, будто у меня после Грейси впереди еще целая жизнь. Но мне восемьдесят шесть. И даже если бы ты изваял меня двадцатилетним красавцем, генетически мне всё равно было бы восемьдесят шесть.

- Но, - обращаясь к нему, я всё еще не могу называть его Эдвином, хотя уже надо бы, - несколько генетических манипуляций, которые уже не помогли бы мне как живому человеку, позволят тебе прожить дольше меня.

- Несколько дольше, - поправил меня он. - Ты удлинил мою жалкую старость. И еще ждешь благодарности!

- Но если б не я... не эта моя ситуация с Грейси, тебя бы вообще не было. Да! то, что есть не слишком-то хорошо для тебя и, - я ищу слово, - довольно-таки безысходно. Но альтернативой здесь для тебя было б только полное небытие. Поэтому...

- Радуйся тому, что есть? - подхватывает, язвит он.

- Примерно, - демонстрирую невозмутимость, пытаюсь оставить за собой последнее слово я.

- А я не просил меня создавать! - у него получилось настолько по-детски.

Мне вдруг сделалось жалко его:

- Но быть мною не так уж и плохо, в конце-то концов! - я не очень уж искренен в этом своем возмущении. - Тысячи людей хотели б такой судьбы, - распаляю я себя, - были б счастливы оказаться на моем месте! - это правда, действительно правда, но я чувствую себя сейчас пошляком.

- Жизнь и сознание вручены мне без спросу, да что там, насильно. - Для вящего яду он добавил: - Дар жизни. - И вдруг другим тоном: - Я благодарен. В самом деле благодарен. В любом случае.

- Надо же, ты не копируешь мой максимализм. Не повторяешь мои чрезмерные претензии к жизни. Не ограничен моим тщеславием и моими амбициями.

- Глумишься? Ничего, я стерплю. В отличие от тебя, стерплю.

- Я не хотел. Извини.

- Ты так уверен, Эдвин, что я смогу полюбить твою Грейс?

- Ну да. Она же очень хорошая. Но, - я задумался, - если ты привнесешь в эту мою любовь и что-то свое... - Перебиваю себя, взрываюсь: - Но ты и есть я! Даже если и будешь чуть лучше меня - это тоже задумано мной. И ты от этого никуда, ты слышишь, ни-ку-да не денешься. У тебя нет выбора - не питай иллюзий.

- Выбор есть, - отвечает он. - Даже когда его нет.

- Никогда не замечал у себя склонности к афоризмам и каламбурам. Стой-ка! Ты намекаешь на суицид? О нет. Ты просто плохо еще меня знаешь. Я не решусь, не решился - в моей жизни были, были моменты, когда я хотел, но меня не хватило... и слава богу.

- Стоп! - изумился он. - Получается, я не весь ты? не полностью? А так, фрагментарно. В основном с фасада, подремонтированного и слегка подкрашенного? Что же, ты, кажется, заложил мину под эту свою затею.

Черт! Я проговорился. Не должен был. Попробую отбрехаться как-нибудь:

- Ты же хотел, чтобы в тебе был зазор между мной и твоей собственной личностью, которой, кстати, еще и нет.

- А что, если и не будет?

- Ну, этого никто не может знать точно, - сказал и не понял, чего это я ему сопереживаю. Ведь если у него не получится, и он станет лишь мною и никем больше - это же хорошо. Как раз что и требовалось! И Грейси счастлива, и я вроде как продлю себя еще на сколько-то.

Я разливаю остатки виски по бокалам.

- Но что мне в тебе непонятно, Эдвин, - он говорит задумчиво, тихо, - ты же не слишком хороший человек.

- Согласен, - киваю я. - Но это ты, Эдвин, - я впервые назвал его так. - И тебе непонятно в себе самом, - салютую ему бокалом. - Но что именно, Эдвин? Может, я недооценил собственную сложность и противоречивость.

- Как человек ты не очень, - он продолжает, игнорируя мой тон, - а оказался способен на чистоту любви.

Так! Значит, он читает какие-то книжки, не поставив в известность меня. Ничего страшного, конечно, но всё же.

- На самоотречение в любви, - говорит, стесняясь этих слов. - Ведь я же буду не только заботиться о твоей Грейси, не только подавать ей лекарства и поправлять ей плед, но и спать с ней, заниматься сексом.

Я понимал это, когда создавал клона, ради Грейси, ее счастья и всё такое, но сейчас вдруг обожгло.

- А современная медицина много нам чего