Она кружится, кружится, кружится. Бубенцы звенят, прогоревшие петарды, шипя, падают на землю, разбрасывая искры. Видения прошлого и будущего сливаются в огненное кольцо.

Чжан Цзунъюаня нет уже за столом. Кровный брат этого не заметил, он уже пьян. А тот вернулся в дом. Еще в разгар пиршества он заметил в толпе женщину в военной форме. Это никого здесь не удивляет. Армия Собачьего генерала стала едва ли не первой, где женщин принимали на службу. Правда, это были в основном иностранки.

Считать ли эту женщину иностранкой - другой вопрос.

Два кряжистых бородача за столом для почтенных гостей, несмотря на преклонный возраст, не соответствуют здешнему представлению о почтенных старцах. И не только потому, что они точно иностранцы. И почитать их было за что. Эти братья, дети сибирского крестьянина, достигли высот, о которых многие могли только мечтать. Здесь больше знали старшего. Он не только финансировал Русскую бригаду, но и был военным советником генерал-губернатора провинции. После поражения Собачьего генерала, как и большинство белых русских, перебрался в Харбин. Но было время, когда в этой части Азии влиятельнее был младший, политик, игравший ключевую роль в судьбах сопредельных стран. Пока его сторона не проиграла, и глава несуществующей более республики не бежал в поисках союзников. По идее, его вообще не должно здесь быть. Но союзников можно найти в разных местах, не только в Японии, где он обитал после событий 22 года.

Они сидят, крепкие бородачи, словно вырезанные из елового корня. А что стары - так это подходящий возраст, чтобы помнить - японский Дайрен, китайский Далянь на самом деле русский форт Дальний. И о том, что едва ли не самые кровавые и не самые позорные для Российской империи сражения происходили как раз поблизости. Может быть, они и послужили причиной падения империи, ибо все увидели, что она слаба. По проклятой иронии судьбы их союзниками в нынешней борьбе, той борьбе, что должна была вернуть правильный порядок, были виновники тогдашнего позора. Японцы. А отомстили за позор России те, с кем братья столь яростно боролись. Большевики. Красные.

Бойцы Русской бригады, сформированной из тех, кто потерпел поражение в 22 году, были слишком захвачены яростью и желанием мести, чтобы осознать это. Но младший из братьев, Спиридон Дионисьевич Меркулов, осознавал очень хорошо. Возможно, осознавал и старший, Николай, но он никогда не говорил об этом. Он говорил о другом, глядя на шаманку, пляшущую во дворе.

Младший перебивает его.

- Это было ошибкой - приезжать сюда.

- Ошибкой, - соглашается старший. -Я-то надеялся... ладно, бог с ним. Ошибкой было вкладываться в Собачьего. Я думал - он все-таки ротмистр русской службы. Наших понимает, и сам им понятен...

Он умолкает. Николай Меркулов, как большинство его единомышленников, рассматривал Шаньдун как плацдарм для удара по большевикам. И Чжан Цзучан мог быть главным орудием при этом ударе. Но что-то пошло не так.

- Я думал - это в нем удаль, сила, широта души, как у русского человека. А это... - Николай Дионисьевич слишком опытен, чтобы выказать внешне отвращение. Но оно все равно проступает в голосе, благо его никто, кроме брата, не слышит. - Это балаган.

- Это хуже, чем балаган, - откликается младший. - Сила? Может, и так. Но он не способен ничего этой силой удержать. Даже поднявшись на чужой силе - не может.

- И той силы больше нет, - теперь в голосе Николая не отвращение, а горечь. - Генерала Беляева хоть можно понять - раны, болезни, больше в атаку со стеком не двинешься. Ну, а прочие... устроили тут в Харбине азиатский Париж, понимаешь. Кафешантаны, кинематограф, стихозы господина Несмелова... Не выстоять им против красных с таким настроем. Нужна другая сила.

- Это верно. И здесь мы ее не найдем. Потому-то я и еду в Штаты. Если есть сила, способная сломить большевиков, то только там.

- Ошибаешься. Эта сила растет по всей Европе. Италия, Германия, Испания, Польша... именно там. Японцы тоже это чувствуют. И нам необходимо двигаться в этом направлении. Нужна организация. Русская фашистская партия, а не эти шуты гороховые, отставной козы барабанщики.

Старуха продолжает плясать. Ее сын, облепленный наложницами, хлещет водку. Николай Меркулов больше не смотрит на них.

Он не был уверен, что видел именно ее. Все-таки, когда он уехал из Японии, она была ребенком. А тогда он нередко бывал в доме ее приемного отца, и знал ее историю. Маленькая маньчжурская принцесса, сколькитоюродная сестра (или племянница? Не понять, родство слишком дальнее) императора Пу И, получавшая идеальное японское воспитание, должна была сыграть свою роль в далеко идущих планах господина Кавасимы.

Так же, как он сам.

Тогда он еще этого не понимал. Но девочку было жалко. Он рос в большой семье, умел ладить с младшими. Ее учили фехтованию, он немного занимался с ней в додзё, хотя предпочитал огнестрельное оружию мечу. Рассказывал ей занятные истории. У них были добрые отношения, несмотря на разницу в возрасте.

Потом он уехал. А потом ее имя стало появляться в газетах. Сначала это ее официальное заявление, что она отказывается от женской участи, хочет жить как мужчина и в этом качестве послужить своей стране. Публикации все больше попадались скандальные. Мелькали ее фотографии. В том числе пару лет назад - свадебная. Вопреки ее заявлению там она была в пышном подвенечном платье по последней западной моде. Кавасима Нанива все-таки добился того, чтоб она исполнила предписанную ей роль - выдал ее замуж в семью своего маньчжурского союзника. Но, похоже, это был последний раз, когда Кавасима решал за нее. Теперь она нашла новые объекты служения.

Сколько ей сейчас? Двадцать два, двадцать три? Если он, конечно, не ошибся, и видел именно ее.

- Датэ-доно?

Голос раздается в сумрачной тишине чужого поместья. Женский голос, не детский, которого он подсознательно ждал. Но теперь, по крайней мере, он знает, что это она.

- Ты разве не слышала, Ёсико-тян? Теперь меня зовут по-другому. Или ты тоже предпочитаешь другое имя?

- Какое? На фамилию Айсингеро я не претендую. А с мужем я в разводе, если ты не в курсе. Впрочем, брак все равно был фиктивный...

- И ты теперь работаешь на Танака Рюичи.

Она достает из серебряного портсигара пахитоску, щелкает зажигалкой. Огонек выхватывает из тьмы тонкое лицо, скуластое, узкоглазое, с острым носом. Она вовсе не красавица, какой именует ее