Он был так близко, что можно было разглядеть заклепки на его обшивке, швы настила носовой палубы, отдельные нити скрывающей корабль маскировочной сети. Он увидел людей на капитанском мостике, расчеты пушек малого калибра и пулеметов на балкончиках палубных надстроек. Из приземистых башен крупнокалиберных орудий на него смотрели алчные жерла, поворачивающиеся вслед за пролетающим аэропланом. Зловещего серого цвета, крейсер был чудовищно громаден на фоне мангрового леса, словно некий монстр, притаившийся в своем логове. От неожиданности, изумления и страха Себастьян дико закричал, в ту же секунду двигатель аэроплана взвыл на полную силу – да Сильва резко, до самого живота взял на себя рычаг управления, широко открыв дроссельную заслонку.

Аэроплан взмыл вверх, и палуба крейсера взорвалась грохочущим вулканом пламени. Пламя воронкообразными взрывами извергалось из жерл девятидюймовых орудий. Пламенем злобно плевались скорострельные зенитные пушки и пулеметы системы «максим» с надпалубных надстроек.

Воздух вокруг маленького аэроплана кипел, свистел, рвался в клочья и завихрялся мощными воронками, когда пролетали мимо крупные снаряды.

По фюзеляжу что-то ударило, аэроплан крутануло и подбросило вверх, словно легкий горящий листочек над костром в саду. Он накренился, подняв одно крыло и опустив другое, двигатель выл и захлебывался, оснастка от перегрузок стонала и скрипела.

Себастьяна бросило вперед, он стукнулся переносицей в край кабины, из ноздрей сразу хлынули струйки крови и забрызгали куртку.

Машина стояла на хвосте, пропеллер без толку молотил по воздуху, взвывая на повышенных оборотах. Потом аэроплан завалился на одно крыло и стал стремительно падать.

Да Сильва делал все, что мог, и вот наконец мотор прекратил чихать, ожил, аэроплан стал слушаться рычагов управления и восстановил прежнюю скорость. Пышные верхушки мангровых зарослей неслись навстречу, и пилот отчаянно пытался сбросить газ. Машина, в свою очередь, тоже пыталась реагировать на это, под чудовищным давлением воздуха крылья изогнулись, сморщив обтягивающую их ткань. Аэроплан снова дал крен, задевая за верхушки деревьев, и сквозь вой двигателя Себастьян услышал треск скребущих по брюху фюзеляжа веток. И вдруг, как по волшебству, аэроплан оторвался от них, полет его выровнялся, он стал медленно набирать высоту, удаляясь от этих алчных трясин.

Аппарат летел медленно, тяжело, и слышно было, что под брюхом его что-то болтается. Воздушный поток бросал этот предмет из стороны в сторону, он стучал, бился, хлопал, сотрясая фюзеляж. Делать хоть какие-нибудь маневры да Сильва не осмеливался. Старался держать то направление движения, которое избрал сам аэроплан, лишь слегка задирал его нос кверху, медленно набирая заветную высоту.

Набрав тысячу футов, он осторожно, по широкой дуге, развернулся на юг, и аэроплан со стуком и грохотом, с обвисшим крылом, неуверенно, пошатываясь, как пьяный, продолжил полет туда, где их поджидал Флинн О’Флинн.

62

С неторопливым достоинством Флинн оторвал спину от ствола пальмы и встал.

– Ты куда? – открыв глаза и глядя на него снизу вверх, спросила Роза.

– Кой-куда… где твоя помощь не требуется.

– Уже третий раз, и часу не прошло! – подозрительно воскликнула дочь.

– Вот почему это и называется восточноафриканским квикстепом[49], – сказал Флинн и важно прошествовал в кусты.

Он дошел до куста лантаны, внимательно огляделся. Розе он не доверял, она вполне могла потопать за ним, с нее станется. Удостоверившись, что все в порядке, Флинн опустился на колени и руками стал копать мягкий песок.

С видом пирата старых времен, достающего из-под земли сундук с дублонами, он извлек из ямы бутылочку и вынул пробку. И только поднес горлышко к губам, как услышал приглушенный рокот возвращающегося аэроплана. Но Флинн не стал прерывать своего занятия, кадык его заходил вверх и вниз, только глаза, сосредоточенно морщась, обратил к небу. Со вздохом глубочайшего удовольствия снова заткнул пробкой бутылку, положил обратно до следующего раза, закидал сверху песком и взял курс по направлению к берегу.

– Ты их видишь?! – крикнул он, выйдя из-за пальм на открытое место.

Роза уже стояла на берегу. Голову она закинула назад, и длинная коса свесилась сзади, доставая ей до пояса. Она ничего не ответила, но в напряженном лице ее читалась тревога. Ожидающие рядом с ней люди тоже боязливо молчали.

Флинн поднял голову и увидел приближающийся аэроплан – он летел, как раненая птица, двигатель работал неровно, с перебоями и захлебываясь, за хвостом машины тянулся голубоватый шлейф маслянистого дыма, крылья дико раскачивались, а под фюзеляжем, там, где снаряд отстрелил колесо шасси, болтались его обломки.

Аэроплан устало снижался к берегу. Работающий с перерывами мотор совсем заглох, и теперь было слышно, как свистит в оснастке аппарата ветер.

Единственное колесо жестко вошло в соприкосновение с уплотненным влагой песком, ярдов пятьдесят аэроплан бежал ровно, потом дернулся и завалился набок. Левое крыло вгрызлось в песок, фюзеляж развернуло к морю, хвост пошел вверх. Раздался хруст, треск, в том числе и разрываемой ткани, и в вихре поднятого им в воздух песка аэроплан, задрав хвост, уткнулся носом в берег.

Вонзившись лопастями в мокрый песок, пропеллер раскололся, обломки разлетелись в разные стороны, а из передней кабины вывалилось человеческое тело. Раскинув руки и ноги и колесом вращаясь в воздухе, оно шмякнулось в мелкую у берега воду, подняв вокруг себя брызги, а аэроплан качнулся вперед и рассыпался на куски. Нижнее крыло оторвалось, тросовые ванты лопались так, будто кто-то палил в них из ружей. Фюзеляж повалился в воду, медленно заскользил юзом и застыл на спине, омываемый волнами прибоя. Из задней кабины на ремнях безопасности без движения свесился вниз головой да Сильва с безвольно повисшими руками.

Прошло несколько секунд ужасающей тишины.

– Помоги пилоту! – крикнула наконец Роза. – А я к Себастьяну.

Мохаммед и еще двое аскари побежали к Себастьяну, через которого, словно это был выброшенный на берег обломок кораблекрушения, перекатывались волны.

– За мной! – крикнул Флинн стоящим рядом и, переваливаясь по рыхлому песку, двинулся к месту крушения. Но дойти они так и не успели.

Воздух сотряс такой страшный взрыв, что у них чуть не полопались барабанные перепонки: это в баке аэроплана вспыхнул и взорвался бензин. Машина и поверхность моря вокруг мгновенно превратились в яростно ревущую стену пламени.

Дохнула волна горячего воздуха, и все сразу попятились. Темно-красные языки пламени, смешанного с адским черным дымом, жадно пожирали полотняное покрытие фюзеляжа, обнажая его деревянные конструкции. И в самом центре пожара под кабиной висело тело да Сильвы, его фигура почернела и теперь была похожа на обезьяну в горящей одежде. Скоро огонь разъел держащие его ремни, и мертвый пилот тяжело бухнулся