мотора стих до невнятного стука, мотор несколько раз чихнул, аэроплан вразвалочку, медленно подкатил к ним, оставляя за собой туманный песчаный шлейф благодаря обратному потоку воздуха от пропеллера. Крылья, казалось, вот-вот отвалятся.

– Все в порядке, ребята! – проревел Флинн своим людям, которые опасливо прятались среди пальм, стараясь держаться подальше от летающего чудища. – Тащите туда эти бочки.

Пилот заглушил мотор, наступила полная тишина, даже в ушах звенело. Несколько неуклюже он выбрался из кабины на нижнее крыло, маленький и нескладный в своей толстой кожаной куртке, шлеме и летных очках. Потом спрыгнул на песок, скинул куртку, снял шлем, и все увидели перед собой изящного юного португальского лейтенанта.

– Да Сильва, – представился он, протянув правую руку подбежавшему с приветствием Себастьяну. – Эрнандес да Сильва.

Пока Флинн с Себастьяном руководили наполнением топливных баков воздушного судна, Роза сидела с пилотом под пальмами и смотрела, как он завтракает свиными сардельками с чесноком, запивая их белым вином, бутылку которого он прихватил с собой, – несколько экзотическая, но вполне подходящая пища для лихого рыцаря воздушного океана.

Рот его был занят едой, но глаза ничем не были заняты, и он нашел им прекрасное занятие, с интересом разглядывая Розу. Даже на расстоянии пятидесяти ярдов Себастьян с растущим беспокойством вдруг понял, что его Роза снова стала весьма привлекательной женщиной. Прежде она вызывающе вздергивала подбородок и смотрела в упор, по-мужски, а теперь изредка бросала взгляд из-под ресниц, то и дело загадочно улыбаясь и вспыхивая румянцем под темным загаром. Поджав под себя длинные ноги, облаченные в штаны цвета хаки, она сидела на песке, то и дело заправляя пальчиком отбившуюся прядь волос за ухо или одергивая спереди мятую охотничью курточку. Глаза пилота ловили каждое ее движение. Он вытер о рукав горлышко бутылки с вином и с нарочито почтительным жестом протянул ее Розе.

Роза пробормотала слова благодарности, приняла бутылку и деликатно отхлебнула. Господи, подумал Себастьян, как идут ей эти веснушки на щеках, слегка облупленный носик – она смотрится такой свежей, прямо как невинная девчонка.

А вот этот португальский лейтенант, напротив, совсем не похож на свежего и невинного юношу. Просто красавчик – для тех, кому нравится этот отвратительный тип мужчин с континента с их слегка утомленным кошачьим взглядом. Себастьяну пришло в голову, что в его черных усиках на верхней губе, подчеркивающих темно-красные губы, есть что-то непристойно эротичное.

Наблюдая, как он берет обратно у Розы бутылку и приветственно приподнимает ее перед ней, перед тем как выпить, Себастьян почувствовал, как сердце его наполняется двумя довольно-таки настойчивыми желаниями. Первое – выхватить у него бутылку и засунуть ее лейтенанту в глотку, а второе – как можно скорей посадить его в эту летательную машину и отправить куда-нибудь к чертям, подальше от Розы.

– Паци! Паци! – прикрикнул он на бандитов Мохаммеда, заливающих через воронку в бак на верхнем крыле бензин. – Шевелитесь, черти!

– Сунь свои вещи туда, Бэсси, и хватит мне тут распоряжаться… Ты же знаешь, это только сбивает их с толку.

– Куда это – туда? Почем я знаю, куда именно… скажи лучше этому португашке, пусть придет и покажет. Я не знаю его языка.

– В переднюю кабину, это кабина наблюдателя.

– Скажи этому чертову португашке, пусть топает сюда, – уперся рогом Себастьян. – Скажи, чтоб оставил Розу в покое и шел сюда.

Роза встала и пошла вслед за пилотом к аэроплану. Когда она слушала, как он отдает приказы на португальском, с лица ее не сходило выражение трепетного уважения, и это приводило Себастьяна в бешенство. Наконец ритуал подготовки к полету и запуска мотора аэроплана был завершен, машина, стрекоча мотором, дрожала от нетерпения, и пилот из кабины повелительно махнул рукой Себастьяну, приглашая занять свое место.

Но Себастьян сначала подошел к Розе и властно ее обнял.

– Ты меня любишь? – спросил он.

– Что?! – прокричала она, не расслышав за грохотом двигателя его слов.

– Ты меня любишь?! – заорал он ей в ухо.

– Конечно, люблю, дурачок! – крикнула она в ответ и, глядя ему в глаза, улыбнулась, а потом поднялась на цыпочки и подарила Себастьяну долгий поцелуй, и в ушах обоих завывал ветер, поднятый работающим пропеллером. В объятии Розы чувствовалась искренняя страсть, которой не было уже несколько месяцев, и Себастьян ломал голову, в какой степени на это могли повлиять некоторые сторонние факторы.

– Успеешь наобниматься, когда вернешься! – крикнул Флинн и, вырвав Себастьяна из объятий Розы, подтолкнул его к кабине.

Машина рванула вперед, Себастьян отчаянно вцепился в края кабины и оглянулся назад. Роза улыбалась и махала рукой, и он не был уверен, предназначена ли ее улыбка ему или этой башке в шлеме, торчащей из кабины у него за спиной, но ревность его быстренько была подавлена первобытным инстинктом выживания.

Обеими руками вцепившись в края кабины, поджав даже пальцы ног в ботинках, Себастьян во все глаза глядел вперед.

Песчаный берег под фюзеляжем превратился в размытое белое пятно, с одной стороны мимо неслись пальмы, с другой – море, ветер хлестал по лицу так, что из глаз по щекам растекались слезы, машину немилосердно трясло и подбрасывало, она вдруг подпрыгнула, и снова ударилась о землю, и снова подпрыгнула, и наконец они взлетели. По мере набора высоты земля уходила все ниже, а душа Себастьяна воспаряла вместе с аэропланом. Его страхи и дурные предчувствия растаяли и куда-то пропали.

Себастьян наконец-то вспомнил, что на глаза надо надвинуть летные очки, они защитят от жгучего ветра, и едва он взглянул сквозь них на мир божий, он показался ему таким маленьким и таким умиротворенным.

Он снова обернулся и через плечо посмотрел на пилота, и странное, удивительное ощущение собственного бессмертия, которое, по всему, разделял с ним и этот португалец, вознесло его так высоко над мелочными человеческими страстишками, что он улыбнулся летчику, и тот ответил ему понимающей улыбкой.

Пилот протянул руку в сторону правого крыла, и Себастьян повернул туда голову. Далеко-далеко над зыбкой морской поверхностью клубились облака грозового фронта, а под ними виднелись серые очертания крохотного британского крейсера «Ренонс», оставляющего за кормой пепельно-белую, расходящуюся веером кильватерную струю.

Он кивнул и снова улыбнулся своему спутнику. Пилот еще раз указал рукой, на этот раз вперед.

Далеко в голубой туманной дымке, словно небрежно положенные, плохо пригнанные детали составной картинки-загадки, между океаном и материком виднелись острова дельты реки Руфиджи.

Сидя в открытой кабине на шатком сиденье, Себастьян порылся в лежащем у его ног вещмешке и достал бинокль, карандаш и планшетку с картой.

60

Стояла жара. Такая влажная, что чесалось все