Длинный нос катера, на котором, как огромные бутылки шампанского, лежали торпеды, слегка качнулся. Командир насторожился, прислушиваясь к шепоту, передаваемому ему от лотового на носу.

– Двенадцать саженей, – задумчиво повторил он. – Пока все идет хорошо. – Он повернулся к Флинну. – Ну что, майор, я ведь слышал ваше вранье капитану Джойсу про то, что вы якобы знаете эту реку как свои пять пальцев… если быть более точным, вы говорили «как дорогу до собственного гальюна». А теперь, похоже, в этом не очень уверены? Почему?

– Потому что темно, – угрюмо отозвался Флинн.

– Ах вот оно что. Но ведь это не должно мешать такому старому речному лоцману, как вы.

– Еще как мешает, черт меня побери!

– А если войдем в протоку и бросим якорь, подождем, когда взойдет луна, справитесь?

– А что, луна не помешает…

Обмен репликами, похоже, исчерпал тему разговора, и минут пятнадцать на мостике стояла напряженная тишина, нарушаемая разве что тихими распоряжениями командира рулевому, который старался держать курс по фарватеру протоки, где глубина была десять саженей.

Потом молчание нарушил Себастьян:

– Тихо, слушайте, прямо по курсу что-то движется.

Действительно, в кромешной ночной темноте двигалось какое-то еще более темное пятно с размытыми очертаниями на фоне едва заметного отраженного блеска звезд на воде. Может быть, риф? Да нет, слышен плеск, словно весла поднимаются и вновь опускаются в воду.

– Дозорная шлюпка! – сказал командир и наклонился к переговорной трубе. – Полный вперед!

Палуба под ногами резко качнулась, нос задрался кверху, едва слышное бормотание двигателей усилилось до глухого рева, и торпедоносец ринулся вперед, как бык на плащ тореадора.

– Так держать! – скомандовал командир и спокойно добавил: – Идем на таран.

Впереди раздались нестройные, испуганные крики, бешено заработали весла: дозорная шлюпка пыталась поскорее удрать с линии атаки катера.

– Курс прямо на них! – весело продолжал командир, и рулевой дал еще немного право руля. – Так держать!

Вспышка, треск выстрела, снова вспышка и треск – на шлюпке открыли огонь из винтовки, – и в этот момент торпедоносец врезался в нее. Скользящий удар пришелся на носовой буртик и отбросил легкий вельбот в сторону, закружил его, с треском срезав торчащие весла. Скребанув по верхней кромке борта вельбота, катер оставил его за кормой, а сам проскочил вперед. Шлюпка дико подпрыгнула, закачалась, но не перевернулась.

И вдруг вокруг стало светло как днем. Отовсюду посыпались искры взлетающих в небо ракет, взрывающихся голубыми шарами и заливая окрестности жутковатым, мерцающим сиянием.

– Господи, осветительные ракеты! – охнул командир ракетоносца. – Да тут у нас прямо ночь Гая Фокса[51].

В ярком свете перед ними с обеих сторон предстали мангровые заросли, а впереди двойное устье двух рукавов реки.

– Курс на правое устье, – приказал командир, на этот раз слегка повысив голос.

Корабль рванул вперед, поднимая носом двойной пенистый след, дрожа и преодолевая низкое волнение, поднятое отливом. Стоящие на мостике буквально повисли на поручнях, чтобы не свалиться вниз.

И вдруг все на катере так и ахнули: по глазам больно резанули плотные лучи ослепительно-белого света. Они вспыхнули на том куске суши, что клином разделял реку на две протоки, и почти одновременно к этой охоте присоединились еще два прожектора на внешних берегах обоих рукавов. Как щупальца кальмара на тушке летучей рыбы, сошлись на катере их лучи.

– Огонь по прожекторам! – заорал командир стоящим с пулеметами по углам мостика пулеметчикам – на этот раз во всю глотку.

След трассирующих пуль, летящих по пологой дуге туда, откуда выходили лучи прожекторов, казался совсем бледным, почти невидимым по сравнению с сиянием, которое они собирались погасить.

Торпедоносец с ревом, на всех парах мчался к устью протоки.

Потом послышался еще один звук. Размеренные, глухие удары – бах, бах, бах! – словно где-то далеко заработал водяной насос. Это лейтенант Кайлер открыл огонь из своих скорострельных пушечек. Из темной части острова к катеру полетели четырехфунтовые трассирующие снаряды. Казалось, они летят к торпедоносцу совсем медленно, но с приближением набирают скорость и с фазаньим жужжанием падают мимо.

– О господи! – прокричал Флинн, и, кажется, он не шутил. Потом торопливо сел на пол и принялся расшнуровывать ботинки.

Все еще находясь в перекрестье холодных прожекторных лучей, торпедоносец с ревом мчался вперед, а мимо него проносились четырехфунтовые снаряды, они взрывались совсем близко вокруг катера, поднимая в воздух тучи брызг. Пулеметы торпедоносца тоже продолжали стрелять, выпуская длинные, уходящие к берегу пунктирные линии трассирующих пуль, и вот вдруг их отчаянная стрельба дала желаемый результат.

Одна из пуль попала-таки и разнесла вдребезги стекло одного из прожекторов, луч погас, несколько секунд еще ламповые спирали продолжали тускло светиться красным, но скоро прогорели совсем.

Слепящий свет ослаб. Себастьян с облегчением посмотрел вперед и вдруг увидел в воде морского змея. Колыхаясь на волнах, он лежал поперек протоки, протянувшись от одного берега до другого и изогнувшись под напором отлива, время от времени показывая на вершине волны спину, а затем снова ныряя в пучину. Это их поджидало заграждение из бревен лейтенанта Кайлера.

– Господи боже, это еще что такое?!

– Лево руля, до упора! – взревел командир. – Полный назад!

Но корабль на поворот руля и обратное вращение винтов отреагировать не успел и с треском врезался в бревно толщиной четыре фута и длиной сотню футов, незыблемое, как риф из сплошного гранита.

Все стоящие на мостике повалились на пол кучей смешавшихся тел, сцепившихся рук и ног. Первым из этой кучи выбрался Флинн Патрик О’Флинн и в одних носках двинулся к борту.

– Флинн, ты куда?! – крикнул ему в спину Себастьян.

– Домой, – ответил ему Флинн.

– Подожди меня, – попросил его Себастьян и кое-как встал на колени.

Тут двигатели наконец взревели, торпедоносец дал полный назад, его фанерный корпус заскрипел, затрещал… но рана оказалась смертельной. Он пошел под воду с такой скоростью, что это не могло не поразить Себастьяна. Под воду уже уходила сама рубка катера.

– Всем покинуть корабль! – заорал командир.

– Пердила чертов, – буркнул Флинн О’Флинн и, нелепо махая руками и ногами, полетел в воду.

Как игривый морской котик, торпедоносец перевернулся на бок. Себастьян прыгнул, на лету набрал полные легкие воздуха и, собравшись с духом, приготовился окунуться в холодную воду.

Но вода оказалась на удивление теплой.

69

С капитанского мостика крейсера его величества «Ренонс» спасшиеся с торпедоносца были похожи на стаю мокрых и грязных водяных крыс. На рассвете они еще барахтались в темной, грязной воде, пытаясь выбраться на