на суахили. – Хватит жрать! Только и знают, что спать да набивать брюхо. Вставайте и за работу!

Вразвалочку ступая по бревнам пристани, он подошел к сидящим кружком грузчикам. Удар ногой – и котелок-тренога со стуком отлетел в сторону, еще удар под зад – и Себастьян повалился вперед, на колени.

– Ну, быстро!

Комиссар хотел залепить по заднице еще одному, но тот увернулся, и рабочие быстренько рассыпались по катерам.

Себастьян поднялся на ноги. Ногами его били только раз в жизни, но Флинн О’Флинн на всю жизнь запомнил, что так поступать с ним нельзя. Для Себастьяна не было ничего более унизительного, чем прикосновение чужой ноги, не говоря о том, что это было больно. Герман Флейшер отвернулся, продолжая подгонять остальных, и не заметил ненависти, горящей в глазах припавшего, как леопард, к земле Себастьяна, а также его ощерившихся зубов. Еще секунда – и он бы бросился на этого немца. И убил бы Флейшера раньше, чем его самого пристрелили бы аскари. Но он не успел этого сделать.

Кто-то схватил его за руку. Это был двоюродный брат Мохаммеда.

– Пошли, – тихо сказал он. – Не обращай внимания. Иначе они нас убьют.

И, не дожидаясь, когда Флейшер снова обратит на них внимание, оба потихоньку ретировались на катер.

Пока плыли вниз по реке, Себастьян сидел в тесной кучке со всеми остальными. Как и они, он натянул накидку на голову, чтобы прикрыться от палящего солнца, но, в отличие от остальных, не спал. Полуприкрыв глаза, продолжал наблюдать за Германом Флейшером и с ненавистью представлял, что сделает с этим выродком.

Тяжело нагруженные катера даже по течению шли почти четыре часа; и когда, пыхтя, добрались до последнего поворота протоки и двинулись к мангровым зарослям, был уже полдень.

Себастьян видел, как Герман Флейшер проглотил последний кусок колбасы и аккуратно положил оставшееся в свой ранец. Вот он встал и заговорил с человеком, стоящим у руля, и оба стали пристально всматриваться вперед.

– Приехали, – сказал двоюродный брат Мохаммеда и снял с головы накидку.

Кучка грузчиков, просыпаясь, зашевелилась, и Себастьян тоже встал вместе с остальными.

На этот раз он знал, что́ ему нужно искать, и сразу увидел скрывающийся за маскировочной сеткой мрачный силуэт крейсера. С низкой палубы катера боевой корабль казался громадным. У Себастьяна мурашки побежали по спине, когда он вспомнил, как в прошлый раз эта громада навалилась на их суденышко и всей своей массой ударила по нему. Теперь крейсер стоял, тяжело накренившись на бок.

– Чего это его так перекосило? – спросил он двоюродного брата Мохаммеда.

– Как чего? Немцы сами его так поставили. Передвинули на один борт все тяжелые вещи, вот он и наклонился.

– Зачем?

Тот пожал плечами и указал подбородком:

– Вытащили из воды одну сторону брюха, чтобы посмотреть, как можно огнем залатать там пробитую шкуру.

Корпус крейсера облепили крохотные, как муравьи, людишки, и даже в ярком сиянии полудня видно было, как светится синевато-белое пламя сварочных горелок и падают вниз искры. Поверх изначальной обшивки корпуса голубовато-серого цвета отчетливо выделялись новенькие заплаты, выкрашенные пигментированными цинковыми белилами в бурый цвет.

Когда катер подошел ближе, Себастьян рассмотрел работу ремонтников более внимательно. И понял, что она уже подходит к концу, сварщики завершали последние швы новой обшивки. Кое-где уже работали маляры, закрашивавшие рыжие пятна в матово-серый цвет.

Щербины и дырки, оставленные осколками снарядов на палубных надстройках, были уже заделаны, и здесь тоже, сидя на веревочных трапециях, висели люди, ритмично махая вверх и вниз кистями. Крейсер «Блюхер» был охвачен атмосферой суеты и бурной деятельности. Везде шевелились, целенаправленно двигались люди, исполняя сотни разных задач, и то здесь, то там мелькала белая офицерская форма.

– Успели закрыть все пробоины? – спросил Себастьян.

– Да, все, – подтвердил родственник Мохаммеда. – Видишь, откачивают остатки воды из трюма. – Он снова качнул подбородком в ту сторону.

Там из десятка с лишним рукавов хлестала бурая вода – это работали насосы, освобождая затопленные отсеки трюма.

– Из труб уже дым идет! – воскликнул Себастьян, впервые обратив внимание на слабые струи над трубами крейсера.

– Да. Глубоко в трюмах, в железных коробках, разожгли огонь. Там сейчас работает мой брат Валака. Помогает поддерживать огонь. Сначала огонь был совсем маленький, но они каждый день подбрасывают топливо, и он разгорается все больше.

Себастьян задумчиво кивнул. Он знал, что растапливать остывшие котлы нужно постепенно, чтобы не потрескалась футеровка из огнеупорной глины.

Катер тихонько подошел к высокому, как скала, борту крейсера и ткнулся в него носом.

– Пошли, – сказал родственник Мохаммеда. – Будем работать наверху, таскать дрова в трюмы. Там ты увидишь гораздо больше.

И снова страх сжал сердце Себастьяна. Очень уж не хотелось лезть наверх, в самую пасть зверя. Но его проводник уже карабкался вверх по узенькому, спущенному сверху трапу.

Себастьян поправил футляр для пениса, закрепил накидку и, сделав глубокий вдох, полез за ним.

72

– Так частенько бывает. Поначалу черт знает что, стыд и срам, все идет наперекосяк, авария за аварией, простой за простоем. А потом вдруг все встает на свои места, глядишь – и работа закончена, – проговорил инженер Лохткампер, стоя под козырьком на передней палубе и с довольным видом оглядывая свой корабль. – Две недели назад казалось, мы будем возиться, пока война не кончится, – а теперь вот, пожалуйста!

– Вы хорошо поработали, – сдержанно отозвался фон Кляйн. – Вы снова оправдали мое доверие. Но сейчас к вашему тяжелому бремени я хочу добавить еще одну задачку.

– Какую, господин капитан? – внешне равнодушно спросил Лохткампер, но в глазах его засветились тревожные искорки.

– Я хочу изменить силуэт корабля так, чтобы он стал похож на британский тяжелый крейсер.

– Но как?

– Позади радиорубки установить фальшивую трубу. Это довольно просто: сделать деревянный каркас и обтянуть брезентом. Потом замаскировать орудийную башню «Х» и заблокировать прогиб в середине судна. Если ночью нарвемся на британскую эскадру, это даст нам несколько лишних минут, которые могут стать решающими для нашего успеха. Пойдемте со мной, я вам покажу, что я имею в виду, – сказал фон Кляйн, повернулся и двинулся к корме.

Лохткампер догнал его, и они пошли рядом – этакая нелепая парочка: инженер, в грязном комбинезоне, с шаркающей походкой и с длинными, болтающимися руками, рядом с капитаном кажущийся дрессированной обезьяной, и высокий фон Кляйн в белоснежной, накрахмаленной до хруста тропической форме, свесивший на грудь золотистую бороду, сцепивший за спиной руки и слегка нагнувшийся корпусом вперед на наклонной палубе.

– Когда я смогу выйти в море? – осторожно спросил фон Кляйн. – Я должен знать точно. Продвинулась ли работа настолько, чтобы вы