может быть, и лучше, чем хаори и хакама, преподнесенные Гитлеру. Но все равно. Мы — как те бабушки, которые из деревень приезжают к родственникам в Токио и тащат на себе мешочки с гречневой мукой и миллион узелков с лепешками, травами, кореньями и прочими деревенскими гостинцами. Все эти подарки — медвежья услуга. Лучше ехать без вся-«Роща ранней весной» Писарро. Сидевшая на золотистокрасном диване молодая чета вполне гармонировала с окружающей обстановкой. Казалось, Кунихико и Тацуэ очень подходят друг к другу. И уж никак нельзя было сказать, что совсем не такой муж нужен был бы Тацуэ. Да и она — самая подходящая жена для Кунихико. Сзади на платье у нее расстегнулась пуговица, которую сама она не могла застегнуть. С серьезным видом она попросила мужа помочь ей и повернулась к нему спиной. На лице ее не было ни следа того отвращения, ни тени той горечи, которые полчаса тому назад заметил Сёдзо. Он не забыл и вызова, брошенного ему Тацуэ в тот день, когда он впервые пришел в ее новый дом. «Разве счастье только в материальном благополучии?» — сказала она тогда. И он не верил, что это были пустые слова, сказанные просто так, своеобразная реакция, свойственная иногда молоденьким женщинам, вполне довольным своим замужеством. Вернее, он лучше, чем кто-либо другой, знал, что это не так. Хотя Тацуэ сама выбрала себе мужа и выбор этот вполне оправдан, он был уверен, что живется ей совсем не сладко. «И все-таки муж и жена — странные существа»,— усмехнулся про себя Сёдзо, словно ему впервые пришла в голову эта мысль.

Он вышел в коридор и невольно заглянул в приоткрытую стеклянную дверь ванной комнаты, предназначенной для приезжих гостей. Белая, в форме дыни ванна, кафельная стена, на ней — большое мохнатое, с красными полосками полотенце. И вдруг Сёдзо почувствовал какое-то сладостное томление. Атами — Сюдзэндзи — два эти названия, как некий пароль, пронеслись в его голове.

«Скоро, наверно, вернутся и малютки с вокзала»,— подумал он, желая отвлечься. Но журчание воды в умывальнике сливалось с шумом полноводной реки, которая текла там, в Юки и, как всегда, когда им владело тайное искушение, ему казалось, что мерещившийся ему гул того потока отдается во всем его теле.

Хотя на ужин собрались только свои, было шумно и весело, отчасти благодаря Мацуко. Для нее поездка супругов Инао в Европу служила поводом, чтобы болтать о чем угодно и сколько угодно. Замечания Мацуко то и дело вызывали взрыв веселого хохота. Но она ничуть не обижалась. «Пожалуйста, смейтесь, если вам смешно!» — казалось, говорила она всем своим видом и смеялась вместе со всеми.

Немалое оживление внес и Дзюта Таруми. Он хоть и не обещал быть, но все-таки пришел. И, очевидно, не только затем, чтобы приятно провести время. Войдя в дом, он сразу же обратился к зятю:

— Кунихико, можно вас на минуту?—Тесть и зять поднялись на второй этаж, в кабинет Инао, и оставались там до тех пор, пока не услышали удар в гонг, прозвучавший как сигнал к выступлению в поход. Этот старинный предмет, неотделимый от английского домашнего быта, был оставлен прежним владельцем коттеджа. Возможно, он каждый вечер ударял в этот гонг, будивший в нем воспоминания о его родном доме в йоркшире. Но для новых хозяев он был только предметом убранства, кроме тех случаев, когда они приглашали к себе английских друзей. Сейчас решили вызвать к ужину Инао и Таруми при помощи гонга. Все остальные уже сидели за столом. И тут-то Тацуэ, отчасти из озорства, велела Мисако ударить в гонг.

— Тебе, наверно, кажется, что ты уже на пароходе,— со смехом сказал Таруми старшей дочери, входя впереди зятя в столовую и усаживаясь по правую руку от Тацуэ.— Ведь раньше на пароходах «Юсэн» («Юсэн» — сокращенное название крупнейной японской судовладельческой компании «Нихон юсэн кабусики кайся») тоже созывали к столу гонгом. Кстати, Кунихико, давно пароходы перешли на ксилофон?

— Когда был построен «Асама-мару», лучший японский пассажирский пароход, компания «Юсэн» и на всех остальных своих пароходах заменила гонги ксилофонами. Мне об этом где-то недавно рассказывали. Ксилофон не так оглушает, как гонг, он более приятен для слуха. Если мне не изменяет память, это было в тридцатом году.

Про Кунихико нельзя было сказать, что у него светлая голова, остротой ума он не отличался. Зато по части цифр и дат память у него была хоть куда, как и подобало банкиру. Что же касается оговорки насчет памяти, то это было просто кокетство. Его способностью запоминать цифры особенно восхищалась Мацуко. Сама она была на редкость забывчива, а цифры для нее были мукой мученической. Надписывая адрес, она ни разу в жизни не указала правильно номер дома. И когда Кунихико запросто назвал 1930 год, она заявила, что совершенно потрясена. Впрочем, ей было в высшей степени безразлично, ксилофон или гонг установлен на пароходе. Вернее, ее не устраивало ни то ни другое.

— Для меня это были самые неприятные минуты на пароходе. За полчаса до того, как идти к столу, раздается первый сигнал. Только начнешь переодеваться, вдруг опять: «Дзинь!» Оказывается, это уже второй. Едва успеешь что-нибудь напялить на себя и бежишь. Даже сейчас в дрожь бросает, как вспомню,— говорила Мацуко. Видимо, это ей лучше всего запомнилось из поездки в Европу. Но говорила она с таким неподдельным огорчением и так шумно вздыхала, что Марико и Мисако невольно расхохотались.

— Пожалуй, если бы не эта неприятность, то морское путешествие в Европу было бы самой безмятежной и приятной прогулкой,— улыбаясь, заметил Таруми.

— Для вашего брата, Таруми-сан, это, конечно, пустяк,— возразила Мацуко.— Мужчинам что! Сбросил пиджак, надел смокинг — и готов! Другое дело—женщины. Особенно, когда едешь через Индийский океан. Дикая жара, пот градом льется, а ты только и знаешь, что роешься в чемоданах. А сколько намучаешься, пока завяжешь оби. И представляете, Таттян,— обратилась она к хозяйке,— все это приходится проделывать самой, да еще в каюте, где не повернешься! И к тому же пол под тобой все время так и ходит, даже когда на море мертвая зыбь. Нет, я очень раскаивалась, что поехала. Знала бы, что такое будет, не ездила бы.

— И все-таки дамы старались перещеголять друг друга в нарядах?—улыбнулась Тацуэ.

— Еще бы. Кстати, Таттян, туалеты нужно брать из такого расчета, что целый чемодан их придется износить в пути... Ах, да! Чуть не забыла! — воскликнула