скорее всего, враждебны большевизму и могут поставить под угрозу отношения с советским правительством. Тогда также может оказаться, что среди них есть сторонники большевиков, которые могут пожелать нанести ущерб интересам АРА.

5 августа Браун телеграфировал в Нью-Йорк из Лондона о решении не нанимать эмигрантов, «из-за определенных сильных связей с той или иной стороной». Кроме того, судя по всему, что слышали лондонские сотрудники, в Советской России не будет недостатка в говорящих по-английски, по крайней мере, в основных городах.

Но реальная ситуация была иной. Одним из нескольких грубых потрясений, которым подверглись американцы в первые недели миссии, было осознание того, что за предыдущие семь лет многие англоговорящие русские были убиты, эмигрировали или скрывались. А настоящие квалифицированные переводчики были действительно редкостью. Среди тех, кого АРА прибегла к найму, многие утверждали, что забыли большую часть своего английского в результате неиспользования с 1917 года. Недостойные кандидаты использовали этот предлог, чтобы помочь им получить работу переводчика plum АРА. История Симбирска категорически утверждает, что во всем округе не было способных говорящих по-английски. Тем не менее:

Было немало людей, которые утверждали, что говорили по-английски в «старые добрые времена», что забыли его за четыре года революции, в течение которых они рубили дрова и мыли полы, но которые были уверены, что он к ним вернется. Никогда не будет известно, сколько ошибок и недоразумений возникло исключительно из-за ошибок «надежных» переводчиков.

Административное управление АРА разослало инструкции о том, что переводчиков следует выбирать только с особой тщательностью: «Лучше вообще не иметь переводчиков, чем плохих». Но необходимость была крайней, поскольку американцы в округах изо всех сил пытались запустить операции по спасению жизней, поэтому не было времени беспокоиться о контроле качества.

Так получилось, что в попытке избежать потенциальных ловушек при найме переводчиков, АРА оказалось вынужденным полагаться на еще более подозрительную группу: бывших эмигрантов. В основном это были мужчины, которые покинули Россию или были изгнаны из Нее до революции, поселились в Соединенных Штатах или Англии, а затем вернулись в Россию после революции в поисках лучшей жизни. Из них значительное число были политическими радикалами в Соединенных Штатах. Некоторые приехали, ожидая попасть в прославленный рай для трудящихся, а вместо этого попали в большевистскую утопию. Третьи вернулись в 1921 году, когда слухи о голоде достигли Запада, чтобы прийти на помощь родственникам.

Американские освободители, не обращая внимания на разногласия в политических кругах левого толка, обычно называли этих бывших радикалов «анархистами» и полностью ожидали, что они будут сочувствовать Боло, хотя на самом деле они могли быть такими же антагонистами, как обездоленные классы. Некоторые из них прибыли в Россию в 1920 году на волне депортированных из Соединенных Штатов радикалов, в том числе Эмма Голдман, которая вскоре разочаровалась, а затем и еще больше в большевистской власти. Со своей стороны, советское правительство не испытывало энтузиазма по поводу принятия этих изгоев и потенциальных нарушителей спокойствия, но оно не могло их прогнать.

В любом случае, не потребовалось много времени, чтобы стало очевидно, что большинство переводчиков АРА были антибольшевистскими. И не только переводчики: в Москве и Петрограде, где кадровый резерв был намного больше, американцы отдавали предпочтение носителям иностранного языка на любой работе. Это значительно облегчало отдачу приказов и понимание самих себя.

Дрисколл из Царицына пришел к выводу, что нанятые им переводчики были «нежелательными гражданами» Советской России и что «их поведение временами оправдывало подозрение, что им помогли покинуть Америку как нежелательным».

Немногие кандидаты на должность переводчика или другие должности в АРА старались быть предельно откровенными с подробностями о своем личном прошлом, особенно о своей политической принадлежности. Но для подтверждения своей квалификации нужно было получить преимущество, подчеркнув опыт работы в Соединенных Штатах и назвав родной город в Америке. Переводчиком Престона Кумлера был «немецкий латыш», который выучил английский, работая механиком в Чикаго. У Чарли Вейла был Пит, который восемь лет проработал пекарем в Акроне. И так далее.

Джон Мэнган, начальник административного отдела, напомнил, что поначалу эта ситуация вызывала некоторое веселье. Он не мог освоиться с произношением русских имен, поэтому обращался к своим сотрудникам по городам, в которых они жили: Детройт, Цинциннати, Чикаго и так далее. «Но потом у нас появилось три «Чикаго», и это все испортило».

Другим основным источником переводчиков АРА были бывшие состоятельные классы, в основном вдовы аристократов. Когда у них не хватало английского, обычно они могли переключиться на французский или немецкий, два языка, с которыми многие американские сменщики после долгих скитаний по Европе были знакомы и довольно хорошо владели. Этот европейский общий знаменатель был одной из самых сильных связей между ними.

Конечно, ни анархисты, ни аристократы не были первым выбором большевиков, которые предложили АРА своих собственных кандидатов на должности переводчиков, некоторые из которых были приняты. Многие старые большевики овладели иностранными языками, включая английский, во время своего длительного европейского изгнания, и они тоже привлекли вернувшихся русских эмигрантов для укомплектования своих офисов в Москве, особенно отделов, занимающихся иностранными делами.

Итак, когда АРА-американцы в Москве сталкивались с советскими официальными лицами, они часто обнаруживали, что занимаются этой извечной практикой угадывания, пока переводчик занимался своей работой, насколько английский язык их российские коллеги на самом деле понимают самостоятельно. Обычно предполагалось, что один или несколько россиян, присутствовавших на конференции, понимали английский, но симулировали незнание и полагались на переводчика, чтобы получить некоторое преимущество. Этот обман фигурировал в отчетах многих путешественников и журналистов задолго до и после революции. Конечно, это ни в коем случае не было эксклюзивом для России, но много путешествовавшие вожди АРА чувствовали, что Боло преуспели в этом. Несколько членов АРА приписали это одержимости русских интригами.

Два члена миссии АРА в Польше, Морис Пейт и Гершел Уокер, испытали это на себе во время русско-польской войны летом 1920 года. Они оставались на своих постах, пока Красная Армия продвигалась на запад в своем марше на Варшаву. Гувер лично дал им разрешение позволить «схватить» себя и сопроводить в Москву, где они могли встретиться с руководителями розыска и обсудить возможность организации операций АРА по оказанию помощи в России. Эти полномочия были предоставлены нелегко. В то время считалось, что большевики устраивали облавы и заключали в тюрьмы американцев для использования в качестве заложников с целью шантажа Соединенных Штатов с целью получения официального признания Советской России.

Так что Пейт и Уокер пошли на риск. Им удалось быть схваченными и доставленными в Минск, где их сопровождали охранник и официант, оба из которых «производили впечатление более или менее глупых типов и присутствовали в ряде случаев, когда нам было очень трудно объясниться с людьми, которых мы встречали. Через несколько дней после нашего прибытия в Москву мы были удивлены, увидев их