его гордость помешала ему обратиться за помощью к АРА в Москве, хотя после переезда в Витебск на западной границе Советской России он в конечном итоге пошел работать на местную АРА. Там он подхватил сыпной тиф, выздоровел и после нескольких неудачных попыток получил при содействии АРА необходимые документы, чтобы покинуть Советскую Россию. Лишенный всего имущества, он в конце концов приземлился в Нью-Йорке.

В Царицыне поиск адекватных переводчиков был постоянной проблемой. В январе 1922 года Боуден пожаловался в Москву на то, что его письменные инструкции для сотрудников приходилось диктовать по-французски, затем переводить на русский, а затем, в интересах московских архивистов, переводить с этого русского на английский, который, как говорили, был настолько запутанным, что его почти невозможно было понять.

Это похоже на проблему американцев в советских портах, пытающихся отправить телеграммы в московскую штаб-квартиру. В начале работы была предпринята попытка перевести это на английский, но то, что получилось на другом конце провода, представляло собой неразбериху: «сомнительно, существует ли лучший набор бессмысленных слогов, чем тот, что содержится в этих телеграммах». Поэтому они перешли на русский, но процесс перевода оригинального английского текста на русский, а затем обратно на английский по месту назначения привел к другому беспорядку, хотя и более терпимому.

Вскоре после прибытия в Саратов Кинне отправил в Москву трогательное письмо с просьбой пригласить переводчиков-мужчин моложе тридцати пяти. Он жаловался, что ему приходится работать с женщинами и стариками. Кинн, возможно, не осознавал, как ему повезло иметь в своем штате Алексиса Бабина, «главного помощника по России» Саратовской миссии.

История о Бабине была необычной даже по стандартам АРА. Родился в 1866 году в семье строителя в центральной России, в 1880-х годах изучал иностранный язык в Санкт-Петербурге. Его жизнь кардинально изменилась в один прекрасный день в 1890 году, и всего на несколько дюймов. Его самый близкий друг подбил его выстрелить из револьвера в сосновую шишку у него на голове, и этот вызов молодой Бабайн принял с роковыми последствиями: пуля оборвала жизнь его друга. Опасаясь обвинения в убийстве, он бежал из России на Запад. Все это звучит как что-то из Тургенева.

Потенциальный беглец добрался до Соединенных Штатов. Однажды он прочитал в российской газете, что Корнельский университет предложит работу любому, кто захочет пройти обучение в колледже, поэтому он переехал в Итаку и получил степень бакалавра и магистра американской истории, прежде чем перейти в Индианский университет, затем в Стэнфорд, затем вернулся на восток и устроился на работу в Библиотеку Конгресса. В 1910 году он перешел на работу в Associated Press и был назначен в ее Санкт-Петербургское бюро. Два года спустя в российской столице он опубликовал двухтомную историю Соединенных Штатов.

Бабин решил остаться в России и стал инспектором народных училищ в Харьковской губернии, затем, в 1916 году, в Вологодской губернии. Революция снова привела его в движение, и он оказался в Саратове, где преподавал английский язык и работал в университетской библиотеке. Затем начался голод.

Он был выдающимся активом Саратовского округа, и АРА отплатила ему осенью 1922 года, организовав его выезд из Советской России, а также безопасную передачу его личных бумаг. Он вернулся в Корнелл и, в конце концов, в Библиотеку Конгресса.

К тому времени, когда Джон Грегг стал окружным инспектором в Саратове, Бабин уехал. Никто из его американских сотрудников не говорил по-русски, и большую часть работы АРА приходилось выполнять через переводчиков, когда их удавалось найти. Однажды отсутствие переводчика вынудило его отменить запланированную инспекционную поездку, в результате чего он оказался в ловушке в штаб-квартире.

Он попросил начальников прислать квалифицированных переводчиков. Конечно, они могли бы предложить что-то лучше, чем их последнее предложение: «юная леди из Петрограда, шестнадцати лет, которая плохо говорит, пишет и читает по-английски, у которой нет опыта ведения бизнеса, и она совершенно некомпетентна в сложном и деликатном переводе, необходимом для общения с представителем правительства, а также в сложных объяснениях, необходимых для составления отчетов о товарах и функциях Отдела снабжения».

Среди американцев из Уфы не было говорящих по-русски. Местный персонал округа насчитывал, на пике, тридцать тысяч человек, и Белл говорит, что американцы могли говорить напрямую только с некоторыми из них, в основном с переводчиками. Ознакомление с документацией показывает, что миссия в Уфе была настолько узкой, что главные переводчики были по необходимости вынуждены выполнять обязанности, гораздо более важные, чем перевод слов.

Борис Эльперин практически считался одним из американских сотрудников, настолько важной была его роль. Эльперин присоединился к московскому штабу АРА осенью 1921 года, а в ноябре сопровождал Белла в Уфу для создания округа; он оставался там до его закрытия в июне 1923 года. Правая рука Белла родился в России и получил образование в Бельгии, вернувшись туда только после 1917 года. Он с легкостью говорил по-английски, по-немецки и по-французски, а также по-русски. Он был утонченным, умным и обладал привлекательным характером; Белл и Келли неоднократно хвалили его дипломатическое мастерство в решении деликатных вопросов, связанных с АРА, и высоко ценили хорошие отношения Уфы с правительством.

Эльперин любил путешествовать, и Келли считала его «очаровательным спутником» в дороге, что является важным качеством для успешного переводчика АРА. «Борис единственный из всех русских, кого я стал считать другом». После завершения миссии Белл из своего дома в Вермонте собрал средства от выпускников АРА Уфы, которые позволили Эльперину покинуть Россию и отправиться в Нью-Йорк.

В Уфе была значительная немецкая колония, и это дало Питу Хофстре преимущество перед другими американцами, потому что его немецкий был превосходным. К концу миссии он, как говорили, также «неплохо овладел русским языком», хотя трудно сказать, что это значит, поскольку он приехал в Россию практически без него.

Вскоре после прибытия в Уфу Хофстра написал Шафроту в Самару о неудовлетворительных переводчиках, которых он нанял. Среди них были «московский-польско-еврейский врач»; профессор; и его настоящая языковая «акула», австрийский военнопленный, который по образованию был поваром и лишь немного знал английский и еще меньше русский. Повар, как вскоре обнаружил Хофстра, либо отдал свою работу по переводу профессору, либо перевел ее с английского на немецкий, а затем попросил своих друзей подготовить русский эквивалент. Хофстра решил назначить его работать на складе АРА вместе с русским, который говорил по-немецки.

Другим англоговорящим «носителем языка» в Уфе был Юджин Уиллиг, чье имя также пишется как Виллиг, Виллих и Велиг. Он родился в Эстонии и, как и Эльперин, получил образование в Бельгии. До революции он работал на европейские производственные концерны с филиалами в Москве и Петрограде. Он описывается как прекрасный «пожилой» джентльмен, во всяком случае, старше мужчин АРА, которые стали уважать его и восхищаться им. Келли написал: «Он каким-то образом спас сюртук из-под обломков и очень импозантно ведет себя в