Шрифт:
Закладка:
Что касается самого Хейла, то он сообщил Кристиану Хертеру, помощнику Гувера в Вашингтоне и будущему госсекретарю США, что его нынешним переводчиком является «забавная маленькая бритоголовая (бывшая тифозная) девушка семнадцати лет по имени Борисовская, [которая] предпочитает говорить по-французски, хотя она также знает английский, и поэтому я становлюсь очень опытным на этом языке. Когда ее нет рядом, я вынужден полагаться на русский, который является отличным языком, Крис, при условии, что ты легко находишь китайский».
Три раза в неделю в 8:30 утра он брал уроки русского языка, как горькое лекарство. Он в самых решительных выражениях порекомендовал Хертеру, чтобы все последующие рекруты АРА приходили с некоторым знанием языка. «Старая выдумка о том, что все русские — лингвисты, очень хороша для тех, кто сейчас мертв или находится за пределами страны, но в этой работе вы не встретите много железнодорожных охранников или голодающих детей, читающих Мольера или Э. А. По в оригинале».
Местный персонал мог быть столь же нетерпелив к языковому барьеру. Один сотрудник в Киеве подробно остановился на этом в кратких воспоминаниях о миссии АРА, которые есть в архиве АРА в переводе на английский. В разделе под названием «Немые» он посетовал на неспособность американского персонала должным образом общаться по-русски. Он вспомнил один случай, когда окружной инспектор Кеннет Макферсон попытался навести порядок в хаосе в зале доставки продуктовых наборов. Потенциальные бенефициары, некоторые в истерике, настаивали на том, что посылки, которые, как они понимали или воображали, были оплачены родственниками за границей и ожидали, когда их заберут. Это была типичная сцена в штаб-квартире в Киеве. Трижды за время миссии дверь в родильное отделение выламывалась толпой взволнованных просителей.
Американец вошел в комнату и потребовал тишины, но не смог сделать так, чтобы его услышали из-за воплей толпы. Один благонамеренный гражданин пришел ему на помощь, повторив просьбу к тишине по-русски: «Ццц!» Мак не мог понять это правильно, потому что это спровоцировало его вышвырнуть человека на улицу, в буквальном смысле. «Все это кажется забавным», — писал киевский мемуарист. «Мы называем это курьезами, но на самом деле? На самом деле — сколько страданий и слез это причинило бедным получателям».
Некоторые американцы обнаружили, что незнание языка или притворство им имеет свои преимущества. Флеминг начинает свой пространный рассказ о своем «Путешествии по Волге в сентябре 1922 года» со сцены на железнодорожном вокзале в Москве, где «после значительной задержки [мы] прошли через ворота к поезду. Даже тогда привратники начали нас останавливать, но мы прошли с видом «не понимаешь по-русски», и они пропустили нас. Бог заботится об иностранцах и пьяницах в их путешествиях по России».
Однако обычно преимущество не достается невеждам. Снежной декабрьской ночью 1922 года сотрудник АРА вышел из «Голубого дома» и наткнулся на Томми Берленда, который вел жаркие переговоры с местным извозчиком о предложенной стоимости проезда: упрямый американец отмахнулся от предложения водителя в четыре миллиона рублей и настоял на уплате «всего» пяти миллионов.
В свое путешествие по Волге Флеминг взял с собой своего постоянного переводчика Джорджа, «невысокого веселого еврея» лет двадцати пяти. Флеминг восхищался его проницательностью в применении к противоположному полу. Он служил американцу не только переводчиком и бэтменом, но и «мастером светского ринга» ... должность, которую он выполнял на протяжении всей поездки так же благородно, как и должность переводчика».
Джорджу больше, чем большинству переводчиков, приходилось уточнять, а также переводить слова Флеминга, что позволяло американцу значительную дипломатическую свободу действий в его беседах с советскими официальными лицами. Однажды в городе Суизран Флеминг и его человек Фрайди обратились к местным советским властям, которые жаловались, что американская помощь обходится им слишком дорого. К настоящему времени это была знакомая уловка, чтобы побудить АРА оплатить весь счет за свою деятельность.
Флеминг, который разбирался в статистике, привел цифры, демонстрирующие, что американский рефинансирование фактически составило более чем на два триллиона рублей больше, чем стоимость всех расходов, понесенных в связи с этим правительством. Он дал себе время осознать это. «Теперь я почувствовал, что был произведен должный эффект, и пришел с решающим аргументом. Боюсь, моя маленькая речь была приправлена различными сильными, но нецензурными терминами. Насколько я знал, ненормативная лексика не прозвучала, но речь, должным образом отредактированная и произнесенная Джорджем по-русски, сводилась к тому, что АРА . .. мы должны быть только рады убраться из Суизрана, закрыть наш офис и отправить наши припасы в другое место».
Это вызвало столь же знакомые обильные извинения и обещания будущего сотрудничества. «Два удара об пол одновременно положили конец конференции, и из дымящегося самовара, принесенного из глубины, был подан горячий чай».
Казанский район, похоже, обошелся без особых трудностей. У Чайлдса был Симсон, услуги которого предложили местные власти. Несмотря на то, что он был офицером Красной Армии, он побывал в большевистских тюрьмах и вышел из них, прежде чем был сослан в Казань, еще один скиталец в серой зоне советской жизни.
В Казани также был Джон Ф. де Джейкобс, латыш, который до войны изучал дипломатию в Санкт-Петербурге, а позже поступил в кавалерию Императорской гвардии. Когда грянула революция, он сбежал из Петрограда, избегая оккупированной немцами Латвии, и оказался в Лондоне, где в 1918 году получил чин в британской армии и был отправлен сражаться с армией интервентов в Архангельске. Там он был схвачен большевиками и помещен в лагерь для военнопленных примерно с двумя тысячами других белых офицеров.
По его словам, он, к счастью, заболел и был переведен в больницу, что избавило его от участи его коллег-офицеров. Этих несчастных поместили в заточение на барже на Неве и обстреляли артиллерийским огнем.
Он провел почти год в петроградской тюрьме, затем был отправлен в Казань, где, как и Симсон, устроился переводчиком иностранных новостей, получаемых по радио. Он приземлился с АРА, но Чайлдсу пришлось получить специальное разрешение, чтобы брать его с собой в поездки за пределы Казани.
АРА оказалась его спасением, хотя и не раньше, чем последовал новый период приключений. После того, как советское и латвийское правительства подписали государственный договор осенью 1921 года, он решил попытаться законно покинуть страну. Итак, он пробрался в Москву и был арестован как шпион АРА.
Казанские американцы не знали об этом и, не получив от него вестей, предположили, что он выбрался из России. Затем в апреле 1922 года пришло письмо от де Джейкобса, в котором рассказывалась его история невезения.
После ареста его ненадолго посадили в тюрьму, а затем выпустили. Оставшись без работы, он был вынужден жить в московском центре для беженцев, что было крайне неприятно, но спасло его от тюрьмы. Очевидно,
