в тот момент, когда услышал о чудесных деяниях Иисуса, но почему он ничего не говорит нам об этом? Потому что он сам засомневался и счел сомнительным, чтобы человек, запертый в темнице и охраняемый, общался с учениками так свободно, как это необходимо для данного рассказа. По этой причине он мудро оставляет этот вопрос без внимания. Матфею, чей рассказ Штраус считает первоначальным, согласно аргументам Шлейермахера, которые мы уже отвергли выше, конечно, было гораздо легче, как это обычно бывает; ему больше не нужно было бороться с родовыми муками этого нового ребенка религиозного рефлериона; он мог смелее действовать и, сам того не замечая, устранять противоречия как таковые. Так, Матфей рассказывает с самого начала: когда Иоанн «в темнице услышал о делах Христовых». и послал двух учеников своих». Таким образом, он решается записать опасное известие о состоянии Крестителя, и поскольку он опускает начало рассказа Луки о том, что ученики принесли ему весть о делах Христа, то в итоге получается, что ворота темницы были открыты для любой вести, и узник имел своих учеников под рукой в любой момент.

Мы уже заметили, что, разорвав лохмотья его науки, бросаем их богослову в подарок и для занятия, чтобы он не задерживался в новом, все более приближающемся мире. Поэтому мы оставляем его на этот раз с его бессмертным и духовно возвышающим вопросом, как человек, которого Ирод заключил в темницу, опасаясь народных волнений, — так сообщает Иосиф, — мог так свободно совокупляться со своими учениками, как это изображают Лука или даже Матфей: богослов, однако, может занять себя этим вопросом, пока мы перейдем к объяснению происхождения этого рассказа.

Это сообщение относится к сочинению Луки, поскольку только оно предшествует чудесам, о которых ученики могли сообщить Иоанну. Но чудеса, чудеса! Прежние, насколько мы их знаем до сих пор, растворились, сотник из Капернаума, слугу которого Иисус совсем недавно исцелил С. 7, 1-10, превратился в ханаанеянку, пробуждение юноши из Наина, дающее Господу право ссылаться в послании Крестителя на Его воскрешение мертвых, также не будет иметь веского исторического обоснования — вот что мы можем сказать, по крайней мере, сейчас: так где же чудеса, о которых было сообщено Иоанну и на которые ссылается Иисус? Их больше нет! Как нет и послания Иоанна, которое без них невозможно!

После Преображения Иисус сказал ученикам, что Илия, который должен был прийти, уже пришел, и они поняли, как добавляет Матфей, что Иисус имел в виду Иоанна Крестителя. Лука опускает это заявление, сделанное Иисусом после Преображения.

Почему? Он просто развил его в более длинное рассуждение Иисуса о Крестителе и создал весть о Крестителе как повод для этого подробного объяснения. Он не мог вложить в уста Крестителя полное, ясное свидетельство по этому поводу, так как хотел охарактеризовать его в речи Иисуса как Предтечу, как величайшего пророка и в то же время как того, кто меньше самого малого в Царстве Небесном, т. е. как того, кто, хотя и был так близок к Царству Небесному, но все же был гораздо ниже того, кто был самым малым в Царстве Небесном. Поэтому Иоанн мог только заявить о своем сомнении в отношении Господа, но и в этом случае случай достаточно неудачный и оказывается поздним литературным продуктом; ведь если бы Креститель, услышав о реальном Мессии, все еще колебался настолько, что Господь должен был бы дать ему категорический ответ: «блажен, кто не обидится на Меня», то пророк фактически лишился бы той славы и похвалы, которой он так щедро удостоился впоследствии. Эта слава могла бы остаться неизменной только в одном случае — если бы Креститель остался тем Илией, предтечей и величайшим пророком, каким он является в Писании Марка, и не попал в ситуацию, в которой он — в силу ограниченности более древнего евангельского типа — не мог бы объясниться иначе, чем двусмысленно. Если послание Крестителя относится к прагматизму Луки и если речь, которую Иисус произносит перед народом по этому поводу, является лишь исполнением того изречения, которое сохранил для нас Марк, то — ну и что? Дело было бы решено, и все было бы хорошо? Разве не так? Но нет! Теперь — пока богослов, конечно, еще размышляет над трудным вопросом о доступе в темницу — рассмотрим внимательнее саму речь.

§ 46. Речь Иисуса о Крестителе.

В той форме, в которой Лука передает ее, речь Иисуса имеет очень живое течение, ускоренный ритм, и движение целого очень определенно рассчитано на то, чтобы удивить, возможно, и ярко, ударной фразой о том, что Креститель больше, чем пророк, что он самый большой пророк и меньше, чем самый маленький в Царстве Небесном. Речь завершается фразой о том, что он выше всех пророков и ниже самого малого гражданина Царства Небесного.

Теперь рассмотрим структуру речи: «Что вы ходили в пустыню смотреть? Тростник, движимый ветром? Если же не это, то что вы вышли посмотреть? Человека в мягкой одежде? Вот, кто живет в славных одеждах и на воздухе, тот находится при царском дворе. Или что же вы вышли посмотреть? Пророка? Да, говорю вам, и не одного пророка! Это тот, о котором написано: вот, Я посылаю пред тобою вестника Моего, который приготовит путь пред тобою. Ибо говорю вам, что из рожденных от женщин нет большего пророка, нежели Иоанн Креститель; но меньший в Царстве Небесном больше его». Рассмотрим эту структуру и спросим себя, не пришло ли подобное изречение к Луке из традиции и не является ли оно свободным литературным продуктом. Это не что иное, как свободная разработка замечания о бегуне, которое, как говорят, Иисус сделал после Преображения.

Матфей копирует эту речь дословно. Единственное изменение, которое он позволил себе, это то, что он пишет: «Среди рожденных от женщин не было никого более великого, чем Иоанн Креститель». Таким образом, он опускает слово «пророк», вероятно, потому, что уже не мог вникнуть в контекст, поскольку в одно время о бегуне можно было сказать, что он больше, чем пророк, а в другое — что нет более великого пророка, чем он. Но когда он пускает речь дальше, когда в ст. 12 — 15 говорится: «Но от дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное терпит насилие, и делающие насилие овладевают им. Ибо все пророки и сонмы пророчествовали до Иоанна. И сам он есть Илия грядущий. Кто имеет уши слышать, да слышит». Если речь продолжается дальше хотя бы на