Шрифт:
Закладка:
– Роза! – с изумленным ужасом заорал Флинн.
Он тоже вскочил, собираясь догнать дочь, и неуклюже, словно старый самец буйвола, побежал вслед.
– Фини! – крикнул Мохаммед и галопом бросился за своим хозяином.
– Черт побери! – охнул лежащий с противоположной стороны долины Себастьян. – Это же Роза! – Он чисто рефлекторно вскочил на ноги и скачками помчался вниз по склону.
– Аквенде! – возбужденно взвыл лежавший рядом с ним человек.
А за ними и все пятьдесят, не успев даже подумать о том, что они делают, разом вскочили и побежали за ними. После первых пяти-шести шагов они были уже обречены идти вперед, поскольку, стоило им только побежать по крутому склону вниз, остановиться было уже невозможно, инерция была такова, что все попадали бы головой вперед, – теперь оставалось лишь увеличивать скорость движения.
Они очертя голову, с визгом и криками, цепляясь за кусты, скользя ногами, продираясь сквозь колючки, хлынули вниз по обоим склонам на кучку бойцов-аскари, в страхе прижавшихся к железным колесам.
С двух противоположных сторон Роза и Себастьян первыми достигли переднего края немецкой позиции. Двигаясь по инерции, они благополучно прорвали первую линию защитников, и потом с пустой винтовкой в руках Роза грудью сошлась с тем самым громадным аскари, возникшим перед ней из-за валуна. Он схватил ее, она пронзительно закричала; находящегося всего в двадцати ярдах Себастьяна охватила бешеная ярость.
Роза билась в руках этого громилы, но совладать с ним, конечно, не могла, он справился с ней легко, как с ребенком. Оторвал ее от земли, перехватил, поднял над головой, удержал равновесие, собираясь уже швырнуть на острый камень, за которым он только что прятался. В упругих мышцах аскари, в напряженной, залитой потом шее, в крепких, широко расставленных ногах чувствовалась такая дикая, животная сила, что Себастьян сразу понял: если этот зверь сейчас бросит Розу на камень, ее ждет неминуемая смерть. От удара сломаются позвоночник и ребра, получат непоправимые повреждения внутренние органы.
Себастьян кинулся к нему. Работая прикладом – стрелять он боялся, чтобы ненароком не задеть Розу, – он отбросил с дороги двоих ошеломленных обороняющихся, не представлявших для него серьезной угрозы. Молча, удерживая в легких воздух для решительного движения, он преодолел разделяющее их расстояние и оказался у цели как раз в тот момент, когда аскари уже начал свой смертоносный для Розы бросок.
– А-а! – выдохнул Себастьян и со всей силы нанес врагу удар прикладом, как топором, вложив в него весь свой вес. Удар пришелся тому в поясничную область, и расположенные там почки противника расплющились, как переспелые мандарины. Удар оказался для него смертельным: громила опрокинулся назад, свалился на землю, а сверху на него упала Роза. Тело поверженного смягчило ее падение.
Себастьян бросил винтовку и склонился над Розой, чтобы взять ее на руки и прикрыть своим телом.
А Флинн тем временем вел своих разгоряченных людей на врага, сминая их ряды, выбивая из рук оружие и с восторженным хохотом сваливая их с ног. Люди Флинна были настолько опьянены собственной смелой атакой, что беспрерывно и возбужденно что-то тараторили, радуясь своей победе.
Себастьян собирался уже выпрямиться и поднять Розу на ноги. Он быстро огляделся, чтобы убедиться, нет ли какой опасности, – и вдруг у него перехватило дыхание.
Шагах в десяти от него, в тени одного из гигантских стальных колес, стоял на коленях белолицый офицер. Совсем еще молоденький, довольно смуглый и чернявый для немца, но со светлыми зелеными глазами. Он был в тропической военной-морской форме белого цвета, покрытой темными пятнами пота и кое-где испачканной пылью. Фуражка его была сдвинута на затылок, нарядный золотой позумент на козырьке ярко сверкал на солнце, что никак не вязалось с напряженным, сердитым выражением его лица, стиснутой челюстью и плотно сжатыми губами.
В правой руке он крепко сжимал пистолет. Вот он поднял его ствол и прицелился.
– Нет! – прохрипел Себастьян и неловко попытался закрыть своим телом Розу, но уже понимал, что немец сейчас выстрелит. – Mädchen! – крикнул Себастьян, мгновенно вспомнив язык, который он учил в школе. – Nein-shutzendis ein Mädchen![45]
Выражение лица юноши изменилось, огонь в глазах погас, он автоматически отреагировал на отчаянную мольбу, обращенную к самым благородным качествам его натуры. Но пистолета он не опустил – так и стояли они, продолжая молча смотреть друг на друга. Все это происходило в течение нескольких секунд, но этого оказалось достаточно. Пока немецкий офицер стоял в нерешительности, наступила развязка: за спиной его возник Флинн и приставил ствол винтовки немцу к затылку.
– Не шали, дружок, – сказал он. – А то отстрелю тебе гланды к чертовой матери.
56
По всей долине валялись тюки с грузами, брошенные носильщиками, которым очень хотелось поскорей удрать отсюда подальше, в какое-нибудь тихое место, где не стреляют. При падении много тюков раскрылось и было растоптано бегущей толпой, и содержимое валялось повсюду, превратившись в мусор, сброшенная впопыхах одежда развевалась на нижних, покрытых колючками ветках деревьев. Воинство Флинна с наслаждением предалось грабежу и мародерству, и в этом приятном занятии они демонстрировали завидную предприимчивость и одаренность. Деловитые, как шакалы, сбежавшиеся к добыче льва, они подбирали трофеи, пререкались из-за них друг с другом и даже дрались.
Немецкий офицер сидел тихо, прислонившись к металлическому колесу спиной. Перед ним стояла Роза, сжимая в руке пистолет германца. Оба пристально, но без особых видимых эмоций разглядывали друг друга. Рядом с ним на корточках сидел Флинн и задумчиво перебирал содержимое карманов пленника. Тут же примостился и Себастьян, в любую минуту готовый прийти на помощь.
– Это морской офицер, – сказал Себастьян, с любопытством глядя на немца. – У него на кокарде якорь.
– Сделай мне одолжение, Бэсси… – попросил его Флинн.
– Конечно, – отозвался Себастьян, всегда готовый угодить своему тестю.
– Заткнись! – продолжил Флинн, не отрывая взгляда от содержимого бумажника офицера, которое он вывалил перед собой на землю.
За то время, что Себастьян имел дело с Флинном, он успел нарастить вокруг своего чувствительного сердца что-то вроде шкуры. Не меняя тона и