Шрифт:
Закладка:
Цанава поблагодарил всех (в том числе и неблагонадёжного, как он подозревал, краеведа) за отличную службу, а потом в компании Плечова пошёл к месту стоянки своего служебного автомобиля.
Тот, естественно, был оставлен во дворе дома, в котором располагались районные отделы НКВД и НКГБ – подобная практика (по размещению в одном месте обоих родственных силовых ведомств) в то время была весьма распространённой. И не только в Белоруссии.
Предводитель несвижских чекистов, похоже, всё время торчал у настежь распахнутого окна и ждал, когда появится народный комиссар, чтобы немедленно (второй раз за день) доложить ему о сложившейся на подконтрольной территории обстановке.
Заметив высокого начальника, он выбежал во внутренний двор и, лихо поднеся руку к тёмно-синему околышу фуражки, принялся что-то говорить.
– Вольно, – как от надоедливой мухи, отмахнулся от ретивого служаки Цанава. – Продолжайте занимайтесь своими делами, товарищи!
– Есть!
* * *
Верный водитель (и наипервейший помощник наркома) спокойно дремал за рулём при открытой дверце.
А что ещё делать? Сказано – ждать, значит, ждать. Молчать – и не задавать лишних вопросов.
А если уж работать, то и двадцати четырёх часов в сутках порой мало.
Поэтому – не теряйся, выпала уникальная возможность поспать – спи!
Лаврентий Фомич по-дружески потрепал крепкое шофёрское плечо и пошёл дальше, собираясь обойти вокруг машины, чтобы занять своё начальническое место.
– Заводи тачку! – небрежно бросил по пути. – Слегка перекусим – и вперёд.
– Слушаюсь! – моментально очнулся от сна бывалый водитель и рефлекторно провернул ключ в замке зажигания, чтобы хоть немного прогреть двигатель родного автомобиля, половину дня остававшийся без нагрузки.
16
Обедали в том же заведении, что и полтора года назад. Тот же борщ; те же драники – простенькие картофельные оладьи, которые невероятно обожал профессор Фролушкин. Конечно же с добротной белорусской «смятанкой».
И вообще…
И Плечову, и, как позже выяснится, Цанаве, казалось, что дух Фёдора Алексеевича незримо присутствует при трапезе. Витает над уютными столиками, любуется знакомым интерьером, наслаждается очередной встречей со старыми друзьями.
Вот сейчас он материализуется, опустится на свободный стул, обвяжет грудь матерчатой салфеткой, выдаст парочку бородатых шуточек, пожелает приятного аппетита, точнее, «смачна есьци», и начнёт уплетать за обе щёки так любимые им национальные блюда.
Однако же…
Чуда, к сожалению, не случится.
Нет у Яры больше верного учителя, творческого наставника, отца.
Нет – и уже не будет никогда…
Придётся теперь самому выпутываться из неимоверно сложных ситуаций, в которые его время от времени загоняет изменчивая, многогранная и чрезвычайно сложная жизнь.
– Поели? – вырвал-выхватил Ярослава из пелены раздумий-воспоминаний бодрый голос наркома белорусской госбезопасности. – Взлетаем!
(Ха… Ещё одно коронное слово, которое в будущем «пропишет» в своём лексиконе профессор Плечов.)
17
От Несвижа до Сейловичей всего-то, как уже говорилось, около десятка километров. Дороги, естественно, нет. Хорошо ещё, что время от времени поплёвывавшие дождём тучи ушли в южном направлении, практически не зацепив этот участок пути. Не считая нескольких одиночных капель.
Иначе б всё развезло.
А так…
Хорошо разогретые шины весело шуршали по достаточно сухому песчаному грунту, быстро впитавшему в себя пролившуюся с небес редкую влагу. Наматывал версту за верстой, а, если точнее, метр за метром, заскучавший без работы спидометр.
И уже совсем скоро глазам путешественников явилось деревянное культовое сооружение. С не менее претензионным названием, чем главный собор несвижской вотчины Радзивиллов.
Ну, надо же?
В таком селе – и костёл Сердца Иисуса…
Круче и придумать нельзя!
Ярослав зашёл за забор и замер словно вкопанный.
Как раз напротив главной двери католического храма, на улице был чётко виден большой круг или, если хотите, буква «о», давно не дававшая ему покоя.
Может, таким образом кто-то пытался выложить цветочную клумбу, может – просто самовыразиться, может, что-то кому-то подсказать?
Но факт есть факт.
Осталось лишь как-то связать «о» с «ц».
Стоп!
Вполне возможно, что и в Цегельне они встретятся с подобным феноменом!
* * *
Настоятель костёла – высокий, статный красавец – впал в ступор, когда вживую увидел человека, портреты которого чуть ли не ежедневно украшали передовицы партийных изданий.
Боже правый, сам нарком госбезопасности БССР, чьё имя давно стало нарицательным!
Ца-на-ва!
За что такая «честь»? А?
И что теперь делать?
Как себя вести?
Трепетать, бояться?
Либо же оставаться ровным, независимым и гордым – как в общении со всеми остальными гражданами?
Эх, лучше бы провалиться сквозь твердь земную; а ещё лучше – испариться и улететь…
Или, может, всё-таки остаться на грешной планете и просто молиться, взывать к Всевышнему?
Авось пронесёт!
К счастью, нарком был предельно вежлив: не ругался, не сквернословил, напротив, – уважительно просил о помощи, и ксёндз вскоре перестал бояться своих непрошеных гостей.
Правда, чего от него они хотят добиться, он ещё долго не мог понять. А когда всё же догадался, – без промедления начал давать показания, искренне и честно отвечая на все, смешанные в одну кучу, вопросы.
– Где вход в подземелье, я не знаю. Никаких взрывов или выстрелов не слышал. И вообще – пришёл в костёл только пять минут тому назад. До того момента в храме хозяйничал мой помощник – диакон. Сейчас он отдыхает. Всё.
Цанава раздосадованно махнул рукой:
– Как ты мог допустить, Ярослав Иванович, чтобы мы с тобой остались в поездке без проводника, а? Кто-кто, а этот несчастный Сусанин, я имею в виду Пекуна… Якова Семёновича… Он-то точно знает все входы-выходы в здешних катакомбах!
– Не сваливайте свои просчёты с больной головы на здоровую, уважаемый Лаврентий Фомич, – в своей предельно ироничной манере отреагировал на обвинения наркома Плечов. – Вы здесь главный, вы принимаете все ключевые решения, а я так – не пришей кобыле хвост, если хотите – обычный научный консультант…
– Да уж, лихо ты меня отчебучил! Перевёл стрелки, снял с себя ответственность… Профессионально, оригинально, чисто по-философски… Выходит, как ни крути, придётся посылать за Яшкой машину, – обречённо продолжал разглагольствовать вслух Цанава. (Видно, смерть Хованского и вправду задела его за живое, разбередила в очерствевшей душе какие-то давно увядшие потайные струны. Значит, не всё потеряно – и ещё можно изгнать беса из непробиваемой наркомовской шкуры!) – Бедный Степан… Мы с ним пуд соли вместе сожрали; в таких переделках бывали, что и врагу не пожелаешь! И вот – на тебе… Спас другу жизнь, называется… Лежит теперь в жутком подземном лабиринте под толстым слоем самой плодородной белорусской почвы… Ждёт, когда его найдут соратники…
– Ничего не поделаешь… – отпустил реплику секретный сотрудник.
– Совесть
