– Уверен, что за одной из этих картин скрывается отверстие, ведущее в соседнюю комнату, где вот-вот появится товарищ Цанава, чтобы, навострив уши, не упустить ни слова из нашей вроде как вполне конфиденциальной беседы.

– Согласен! – окончательно влился в ряды ценителей одного, отдельно взятого русского слова – короткого, но ёмкого, – немецкий учёный. – И вы не боитесь так открыто говорить об этом?

– Нет. Не боюсь. Во-первых, он ещё не добрался до места, а во-вторых, нам с вами нечего скрывать от чекистов.

– И то правда…

– Давайте поговорим подробней о Дибинском. На какой день была намечена его заброска в Советский Союз?

– Простите, но ничего подобного наше руководство не замышляло! Ни о какой заброске и речи быть не могло!

– Как так?

– Элементарно! С самого начал командование планировало, что мы войдём в Несвиж вместе с передовыми частями вермахта…

– Понятно. И когда должно случиться сие знаменательное событие?

– В двадцатых числах июня.

– Что поручалось конкретно вашей группе?

– Найти и вывезти золотых апостолов.

– Где они? – завёлся Яра, почуяв «запах» любимой темы.

Но получился, как всегда, «облом».

– Раньше изваяния хранились на территории одного из кирпичных заводов. В деревянных ящиках. Но группа наших исследователей, нелегально засланная в Несвиж ещё в 1939-м, в указанном месте ничего не обнаружила. Похоже, кто-то перепрятал святыню.

– Кто? Куда? – выдавил Плечов, предчувствуя, что точного ответа на главные вопросы он сегодня не получит.

Так и вышло.

– Последний разговор на интересующую вас тему между Гиммлером и Дибинским, свидетелем которого я случайно стал, проходил в средневековой крепости…

– Вевельсбург?

– Да… Вы слыхали о ней?

– Конечно. Рейхсфюрер взял замок в аренду для нужд «СС» за одну марку в год.

– Так вот, – по достоинству оценив эрудицию собеседника, Агидиус наградил его взглядом, полным восхищения. – Собеседники постоянно упоминали о каком-то треугольнике в районе населённого пункта Сейловичи[15], что в девяти километрах от Несвижа. Да, точно… Мол, с одной стороны, там кирпичный заводик, а с другой – горка, на которой раньше стоял античный храм…

– Прямо-таки античный? – с удивлением покосил на немца глазом советский коллега.

– Ну ладно – просто старинный… Извините, запамятовал, что вам хорошо известна разница между этими понятиями…

– Принимается. Можете продолжать.

– Но у меня есть оправдание…

– Какое?

– Гиммлер и Дибинский общались на древнем германском диалекте, в котором я не очень силён. Так что за стопроцентную точность перевода поручиться не могу.

– Понял. – Секретный сотрудник сорвался с места и принялся рыскать по кабинету. – Ах, как срочно нам требуется подробная карта Белоруссии! Где же она здесь, где?

Он рванул на себя верхний ящик письменного стола, после чего принялся перебирать лежавшие там документы. В общем-то, не самые, естественно, ценные.

В это время единственная в кабинете дверь вдруг скрипнула и распахнулась. На пороге стоял нарком Цанава. С какими-то бумагами в руках. Что лишь подтвердило ранее озвученные подозрения агента.

– Не карту ли республики вы ищете, господа?

– Если не секрет, как вы догадались, товарищ комиссар третьего ранга? – с внутренним смешком спросил Плечов.

– Читаю мысли…

– То есть обладаете некими уникальными телепатическими способностями?

– Какими-какими? Телефоническими?

– Всё с вами ясно, Лаврентий Фомич… Разверните, пожалуйста, свою карту и найдите для нас в районе деревни Сейловичи какую-нибудь небольшую возвышенность. Горку. Холм. Бугор.

– Вот… Есть такая… Возле деревни Микуличи[16].

– О! Правильно! Именно её не раз вспоминали Гиммлер с Дибинским, – прорезалась память у немца. – Где она? Я тоже хочу видеть это место.

– Вот здесь! – ткнул палец в нужную точку Цанава. – Так что всё совпадает, товарищи учёные…

– В каком смысле? – округлил глаза Ярослав Иванович.

– Мы знали, что сокровища находятся в подземном тоннеле, а до Сейлович, где располагалась резиденция главного егеря Радзивиллов, как мне стало недавно известно, прямо из их Дворца прорыт подземный ход[17].

– Ура! – обрадовался Плечов: не столько из-за последнего сообщения наркома, сколько из-за того, что заметил на карте, которую Лаврентий Фомич ещё не успел свернуть, название одного из хуторов. Цегельня[18].

Если по-русски – цех, небольшой заводик по производству кирпича.

И первая буква в названии, заметьте, «ц»!

10

Плечов рвался немедленно проверить новую гипотезу, но Цанава посоветовал пока не собирался торопить события.

Куда спешить?

Теперь все козыри у него в руках!

Поздним вечером Таннебаума на московском поезде в сопровождении двух отбывавших в командировку оперуполномоченных Белорусского НКГБ отправили в Москву, где его уже ждали уважаемые товарищи – Копытцев и Берия. Так сказать, собственными персонами.

Лишь ранним утром на служебном автомобиле «охотники на апостолов» наконец отбыли в Несвиж.

* * *

Родной город покойного профессора Фролушкина встретил приезжих, среди которых затесался и главный последователь его философского учения, мелким, моросящим, нудным дождём.

Вот надо же: по всей Белоруссии – невыносимая жара, солнце и полное отсутствие осадков, а здесь, на «диком» западе, всего в сотне километров от столицы, – густой туман, нависающие над дворцами и костёлами пузатые серые тучи, бесконечная сырость под ногами…

Что за аномалия?

Лаврентий Фомич объявил, что первым делом хочет проверить, как несут службу его подчинённые и справляются ли они с ведением служебной документации; а ещё, пользуясь моментом, собрать небольшой мобильный отряд для оцепления той местности, где будут проходить работы по обнаружению (и, как следствие!) подъёму на поверхность сокровищ Радзивиллов.

(А как же иначе? Без вооружённой охраны в таких случаях не обойтись!)

Мол, на всё про всё это потребуется не более часа.

– А ты чем займёшься в это время? – спросил он Ярослава.

– Проведаю Ядвигу Мечиславовну, – недолго думал Плечов.

– Ладно… Бери мою машину вместе с водителем. Быстрее будет…

* * *

Хозяйка оказалась дома.

Несмотря на то что с небес на землю продолжали периодически спадать единичные, тёплые и ласковые водяные струйки, она возделывала грядку на заднем дворе, совершенно не обращая внимания на шикарный автомобиль, застывший у забора как раз напротив входной калитки.

Заметив это, водитель, не мудрствуя лукаво, положил руку на клаксон.

Мощный звук разрезал тишину вечно тихого, будто впавшего в спячку, провинциального городка, распугивая стаи птиц и одновременно принуждая к лаю десятки (или даже сотни) соседских собак.

Но на слабослышащую немолодую пани это никакого действия не возымело. Как ни в чём не бывало, она продолжала что-то делать в огороде, негромко напевая себе под нос какую-то подзабытую мелодию с часто повторяющейся фразой «О, мой розмарин».

Если бы Плечов находился чуть ближе, то мог бы разобрать её смысл, предельно простой и жутко печальный, как почти у всех старинных