Всю ночь Адольф не спал, а ранним утром снова примчал в сокровищницу Габсбургов и целый день молча созерцал орудие убийства Христа.

Прошло много лет. 15 марта 1938 года Гитлер снова прибыл в Хофбургский дворец – теперь уже в сопровождении своего верного друга и соратника Гиммлера – и предъявил свои права на копьё Лонгина. Он был свято убеждён: артефакт должен храниться в древней церкви Святой Екатерины, что в городе Нюрнберге – в том зале, где в Средние века проводились состязания мейстерзингеров.

– Кого-кого? – нетерпеливо вставил очередные «пять копеек» Цанава, чтобы таким образом обозначить собственное присутствие и заодно намекнуть болтунам-философам, что без его «руководящей и направляющей роли» их диалог не имеет перспектив.

– Поэтов-певцов средневековой Германии, – разъяснил смысл не самого распространённого слова Плечов.

– Ты смотри… Оказывается, уже в то время в Европе существовала гнилая интеллигенция!

– Не волнуйтесь, Лаврентий Фомич, в большинстве своём они были чисто пролетарского происхождения. Чаще всего, между прочим, – из числа ремесленников.

– И то хорошо!

– Скажите, вы любите оперу, товарищ нарком госбезопасности? – продолжил Яра.

– Не очень. Зачем петь о том, что можно пересказать обычными словами? А в чём дело?

– Иначе б вы знали, что у любимого композитора Гитлера – Рихарда Вагнера – есть произведение, которое так и называется «Нюрнбергские мейстерзингеры».

– Ну и что?

– Товарищи, не сбивайте меня с мысли, – жалобно посмотрев на своих собеседников, взмолился бедняга Танненбаум и продолжил: – Руководитель Верховного партийного суда НСДАП Вальтер Бух и лидер австрийских эсэсовцев Бруно Кальтенбруннер в торжественной атмосфере передали новому лидеру Германии имперские клейноды, после чего тот с балкона дворца произнёс перед людьми, собравшимися на площади Героев, расположенной как раз напротив резиденции Габсбургов, очередную пламенную речь: «Я объявляю немецкому народу о том, что выполнил самую важную миссию в моей жизни. Как фюрер германской нации и рейхсканцлер я перед лицом истории заявляю о вступлении моей родины в Германский рейх!» Это опять цитата.

13 октября 1938 года бронепоезд доставил из Вены в Нюрнберг сокровища Священной Римской империи. В инвентарной описи помимо Копья Судьбы значились: зуб Иоанна Крестителя, лоскут скатерти со стола, за которым проходила Тайная вечеря, кошель Святого Эльма, библия первого римского папы, камень из стены Иерусалимского храма.

Прибытия состава на вокзале ожидала огромная толпа народа, двинувшая следом за бронетранспортёрами, на которые перегрузили драгоценности, в направлении церкви Святой Екатерины по оцепленным войсками улицам города…

– Возможно, именно тогда в голову фюрера закралась мысль о том, что неплохо было бы доставить на территорию Германию ещё и чашу Грааля, Туринскую плащаницу, золотых апостолов, да и все прочие святыни христианского мира, – предположил Ярослав.

– Согласен, – решил употребить «заразное» русское словцо немецкий учёный. – Для этого в структуре «Аненербе» предусмотрели деятельность особой зондеркоманды, которая напрямую занималась поисками реликвий по всему миру. Мне, как одному из ведущих научных сотрудников в этой группе, пришлось основательно заняться картографией… Теперь, полагаю, мне нет равных не только в Третьем рейхе.

– Какие задачи стояли лично перед вами? – спросил Цанава.

– Помимо определения как можно более точных координат предстоящей операции и сроков её проведения мне согласно служебным обязанностям поручалось обеспечивать экспедиции материально-техническими средствами… Кстати, один из последних выездов мы совершили в Карелию – по согласованию с вашим и финским руководством. А сразу после этого я отбыл в Гималаи.

– Ух ты! – восхищённо пробасил Плечов, которого тот далёкий край давно манил и звал к себе.

– Это никак не относится к нашей теме… – вновь начал возмущаться Лаврентий Фомич.

– Продолжайте, пожалуйста, коллега, – в который раз ослушался наркома Ярослав.

– Как известно, первая экспедиция в Тибет была осуществлена под руководством эсэсовца Вильгельма Байера ещё до прихода нацистов к власти. Главной её целью была мифическая страна Шамбала, место, где согласно учению вашей великой соотечественницы – Елены Блаватской – жили Великие Учителя, направляющие в нужное русло эволюцию человечества.

Вторая экспедиция, в которой по настоянию ещё одного профессора Мюнхенского университета – Карла Хаусхофера – принял участие и ваш покорный слуга, отправилась в путь в 1931 году. Возглавил её опытный альпинист штурмбаннфюрер СС Эрнст Шеффер. В Гёттингене и Ганновере он изучал зоологию, геологию, ботанику, химию, физику, минералогию, этнографию и прочие гуманитарные науки, но специализировался, в основном, на орнитологии.

– Птичник хренов, а туда же, мать его ети! – в который раз не удержался Лаврентий Фомич. – Давайте всё же ближе к делу, друзья-товарищи. Всякое-разное потом уточните…

8

Агидиус наконец-то прислушался к пожеланиям наркома и вернулся мыслями в теперешнее время.

– Со дня на день Гитлер нападёт на Советский Союз, и я, как старый антифашист, решил предупредить вас об этом.

– Мы давно готовы. Дадим ему по зубам так, что мало не покажется, – пообещал Цанава. – Но наверх я всё равно доложу. Так что спасибо вам, уважаемый товарищ Танненбаум.

– Не за что. Моё подразделение уже перекинули в оккупированную нами Польшу; теперь мы базируемся через реку от Бреста. И штурмбаннфюрер Дибинский…

– Стоп! – Ярослав вскочил со стула. – «Ди» – это немецкий артикль для обозначения имён существительных женского рода?

– Совершенно верно.

– А «бине», если мне не изменяет память, «пчела»?

– Да… Но какое это имеет значение?

– Сейчас. – Плечов запустил руку в карман, вытащил карандашный набросок Копытцева и ткнул его под нос немецкому коллеге. – Скажите, это он?

– Он! Дибинский… Как похож, как похож… – утвердительно закивал головой Агидиус. – Автор портрета – просто удивительный, гениальный мастер. Передайте ему, битте, моё восхищение!

– Обязательно передам. При первой же встрече. Жаль только, не знаю, когда она состоится.

– А мне можно взглянуть на рисунок? – недовольно поинтересовался Лаврентий Фомич.

– К сожалению, без санкции руководства – никак нельзя. Извините. Звоните в Инстанцию, если там разрешат…

9

– Ну что ж… – в очередной раз подымаясь с насиженного места, начал подводить итоги затянувшейся встречи народный комиссар. – Мне надо идти… У вас – четверть часа, чтобы обменяться мнениями и всей информацией. Достаточно времени?

– Надеюсь, – ответил Ярослав.

– Общайтесь… Ибо по истечении указанного срока товарищ Танненбаум должен будет немедленно отбыть в Белокаменную! И когда состоится ваша с ним следующая встреча, большущий, как говорится, вопрос! Ну да ладно… Я ухожу!

Нарком хищно оскалил зубы, у выхода остановился, театрально помахал учёным рукой и, толкнув дверь, скрылся из вида.

А Яра, оставшись наедине с коллегой, принялся исследовать помещение, в котором они вынуждены были находиться. Сначала его взгляд зацепился за портрет Дзержинского, висевший за столом руководителя государственной безопасности БССР; затем – за несколько пейзажных полотен в стиле Ивана Ивановича Шишкина, украшавших соседнюю стену.