и дальней новгородской округи. В западных районах Ленинградской области и в Костромском Поволжье, по окраинам древнего финно-угорского ареала, многолетние исследования древнерусских погребальных памятников провел Е. А. Рябинин. На востоке Северо-Западного региона, в Приладожье, Вологодчине, Белозерье, Бежецком крае, Тверском Поволжье, развернулись работы местных и московских археологов Л. А. Голубевой, Н. М. Макарова, А. В. Никитина, И. А. Ислановой. В Ярославском Поволжье установилось научное сотрудничество археологов московского коллектива ГИМ (под руководством М. В. Фехнер) и ленинградской экспедиции И. В. Дубова (в 2000-х гг. – В. Н. Седых), москвича А. Е. Леонтьева и ленинградца В. А. Лапшина (он же подготовил Археологическую карту Ленинградской области на 1500 памятников) (Лапшин, 1990, 1995); в течение ряда лет шли работы в древнем «стольном городе» Ростово-Суздальской земли, заповедном Суздале (М. В. Седова), Ростове Великом и на его «предшественнике», Сарском городище (А. Е. Леонтьев).

Регулярные семинары археологов в Ленинграде, Пскове, Новгороде, Старой Ладоге, работа археологических секций Всесоюзных «скандинавских конференций», тематических, общесоюзных и международных конференций и конгрессов археологов позволяли сравнительно быстро упорядочить и систематизировать нарастающий массив конкретных данных. Серии кандидатских, а затем и докторских диссертаций, монографий, сводных работ к середине 1980-х гг. формировали целостное и во многом – принципиально новое представление о ранних этапах отечественной истории в Северо-Западном регионе России, Северной Руси (Кирпичников и др., 1981: 3–10).

Главное историко-познавательное значение этих исследований заключалось в том, что именно археологические материалы Северо-Запада содержат объективный ответ на «варяжский вопрос», начальный, а потому ключевой вопрос ранней русской истории (Кирпичников и др., 1978; 1980; Лебедев, 1999 г; Носов, 1999; Дубов, 2001: 4–27, 158–160). Обобщенные в середине 1980-х гг. результаты (Славяне и скандинавы, 1986: 189–297) стали основой для вовлечения в новый цикл исследований нового поколения археологов (Археология и не только, 2002: 4–5, 235–336, 496–508).

«Макрорегиональный» масштаб работ 1970–1980-х гг. в «десятилетие девяностых» (а иногда и ранее) сменяется более рафинированным, и порою результативным, «микрорегиональным». На основе стратиграфических исследований Е. А. Рябинина и полученной дендрохронологии разрабатывается детальная планиграфия и стратиграфия Старой Ладоги (С. Л. Кузьмин, А. Д. Мачинская, А. И. Волковицкий), стабильный и многосторонний по составу участников коллектив исследователей изучает древности ладожской округи (первый полный свод этих памятников был подготовлен СЗАЭ одновременно с начатыми в середине 1980-х гг. новыми раскопками Староладожской экспедиции А. Н. Кирпичникова на Земляном городище). «Младший партнер» Ладоги, Сясьское городище, изучается как локальный центр Приладожья IX–X вв. (работы А. Д. Мачинской, продолженные О. И. Богуславским, О. А. Щегловой и др.).

Памятники Поволховья и Полужья позволяют проследить становление, на базе «сгустков» ранних (порою – разноэтничных) поселений VIII–IX вв., древнерусских территориально-административных центров, погостов, учрежденных на Луге и Мсте в 947 г. княгиней Ольгой (работы Н. И. Платоновой, Т. А. Жегловой, С. С. и М. С. Алексашиных, С. Л. Кузьмина, Е. Р. Михайловой, И. И. Тарасова, В. Ю. Соболева, А. А. Селина). Древности неславянских «федератов» Новгорода Великого, корелы, ижоры, води, в последние десятилетия в западных районах Ленинградской области, вокруг и вдоль побережий Финского залива, Невы, западного берега Ладожского озера были открыты и изучаются раскопками Е. А. Рябинина, А. И. Саксы, О. И. Коньковой. Сенсационной стала ранняя датировка и точный «этнокультурный адрес» известного со времен Ходаковского славянского городища Любша под Ладогой в результате новых работ 1990–2000 гг. (Рябинин, Дубашинский, 2002).

Археологические исследования образовали ядро и стержень «междисциплинарных программ» комплексных гуманитарных работ, по грантам РФФИ и РГНФ выполненных «временными творческими коллективами» ученых, специализировавшихся на северо-западной регионалистике (на базе семинара Санкт-Петербургского государственного университета, двадцать лет действующего под руководством проф. А. С. Герда и Г. С. Лебедева). Публикации первых результатов этих комплексных исследований создали новые основания для представлений о начальных этапах истории Верхней Руси (Основания регионалистики, 1999; Очерки исторической географии, 2001).

4.2. Прибалтийская Россия

Северо-Запад европейской части России, от Чудского озера до слияния Мологи с Волгой, от Ладожского озера и Финского залива – до Западной Двины, то есть в пределах восточноевропейского водного бассейна Балтийского моря, на протяжении тысячелетий выступает как место соприкосновения каких-то двух неясных, но устойчивых, древних и, видимо, родственных этнокультурных массивов (Лебедев, 1982б: 26–41).

Рис. 133. Этапы формирования Верхней Руси и культурная стратиграфия Северо-Запада европейской части России с древнейших времен до Средневековья.

I. Неолит: 1 – Нарвская культура, 2 – Верхневолжская культура. II. Эпоха бронзы: 3 – культура прибалтийских ладьевидных топоров, 4 – Фатьяновская культура. III. Ранний железный век: 5 – пограничная незаселенная зона, 6 – каменные могильники, 7 – грунтовые могильники с сожжениями. IV. Вторая половина I тыс.: 8 – ареал псково-боровичских длинных курганов, 9 – основной ареал новгородских сопок. V. Древнерусская эпоха: 10 – районы распространения древнерусской курганной культуры XI–XIII вв., 11 – основной ареал жальников XI–XIV вв., 12 – древнерусские грунтовые могильники с трупоположениями X–XII вв., 13 – древнерусские городища с лепной керамикой VIII–IX вв. в основании культурного слоя X–XIII вв. VI. Данные топонимии: 14 – границы, восстанавливаемые по топонимам «Межа», «Рубеж» (по Л. В. Алексееву), 15 – основной ареал раннеславянских топонимов на «-гост», «-гош» (по А. М. Микляеву)

Граница между ними проходит с севера на юг примерно по линии Волхов – Ловать, иногда смещаясь несколько восточнее или западнее (рис. 133). От неолита до «эпохи сопок и длинных курганов» (третья четверть I тыс.) сохраняется неоднородность этого региона, и лишь после середины I тыс. появляются некоторые тенденции к интеграции (рис. 134).

Рис. 134. Археологические культуры и группы памятников середины – третьей четверьти I тыс. на Северо-Западе Восточной Европы:

I – ареал гипотетической «предкурганной культуры» первой половины – середины I тыс.; 2 – границы «территории плотного распространения сопок» (по В. В. Седову); 3 – одиночные длинные курганы и могильники, состоящие только из длинных курганов (по В. В. Седову); 4 – ареалы археологических культур (ДК – дьяковская, ТК – тушемлинская, МК – мощинская, ЭКМ – эсто-ливские каменные могильники, ЛГМ – латгальские грунтовые могильники, BЛК – восточнолитовские курганы); 5 – зона недостаточной изученности памятников раннего железного века; стрелами показаны предполагаемые импульсы межкультурного взаимодействия между балтским (на юге) и финно-угорским (на севере) этническими массивами

В VIII–IX вв. облик археологических памятников меняется: в длинных курганах, а особенно – в сопках исчезают элементы дославянской традиции в обряде и металлическом уборе. Распространяются городища, материальная культура которых по ряду характеристик (домостроительство, фортификация, лепная керамика, костяные и железные изделия) близка славянским культурам южного побережья Балтики и отлична от днепровских славянских памятников – культур луки-райковецкой и роменско-борщевской (рис. 135, 136).

Рис. 135. Культурные изменения на Северо-Западе во второй половине I тыс.

Формы вещей, характерные для памятников VI–X вв. 1, 2, 8, 41 – браслеты; 3, 10–12, 22, 26–31, 35–40, 67 – пряжки и застежки; 4, 15, 16, 32 –