помогают нумизматические данные первого периода денежного обращения в Восточной Европе. А. В. Фомин, обратил в свое время внимание на то обстоятельство, что дирхемы «африканского чекана», выпущенные в западной части Халифата монетными дворами ал-Ифрикии, ал-Аббасии, Тудги, Велилы и составляющие, в частности, большую часть монет Петергофского клада, в целом преобладали в восточноевропейских кладах «первого периода обращения», составляя в них 43,7 % монетной массы (против 10,4 % в Закавказье и 2,27 % в зарубежных странах Европы).

На этом основании выделены два пути начального поступления арабского серебра в Восточную Европу и Скандинавию. Первый поток, с преобладанием дирхемов азиатской чеканки, двигался из Ирана через Каспийское море на Волгу. Второй, начинавшийся в западной части Халифата, поступал сначала в Сирию и страны Закавказья, пограничные с Византией (Мельникова и др., 1984а: 38–41).

Картографирование позволяет разделить дальнейшее движение этого монетного потока между двумя восточноевропейскими магистралями. Серия ранних кладов (Хитровка, 811 г., Сарское городище, 814 г., Угодичи, 813 г. – указаны даты «младшей» монеты) лежит в Волго-Окском междуречье на водных путях, связывающих Волжский путь с выходами на Балтику, по которым могло поступить к берегам Финского залива и серебро Петергофского клада (805). Путь этого движения, очевидно, из Волжского бассейна выходил на р. Волхов, где отмечен кладами Холопьего городка (811), Вылеги (807), Княщины (809) и Старой Ладоги (786 г. одна из наиболее ранних находок серебра «первого периода обращения»).

Однако сюда же, на Волхов, ведет и другая цепочка кладов, тяготеющих к Днепровско-Волховскому Пути из варяг в греки. Клады этой серии обнаружены в западной части Хазарского каганата (то есть там, где могли быть нанесены и хазарские тюркские руны, и, попутно-греческая надпись Петергофского клада) и довольно рано выходят к бассейну Среднего Поднепровья. Это такие монетные комплексы, как Петровское (805), Цимлянское (807), Кривянская (806), вдоль границы Хазарии по Дону, строго говоря, синхронные Петергофскому кладу на противоположной окраине Восточной Европы. Следующим десятилетием датируются младшие монеты кладов Днепровского Левобережья: Завалишино (810), Новотроицкое (819), Нижняя Сыроватка (813), Кремлевское (812), Нижние Новоселки (814).

Серия монетных находок указывает на дальнейшее движение «серебряного потока» к Балтике с Днепра по Неманскому пути (Андрощук, Зоценко, 2002: 11). Собственно на Днепре зарыты были клады, относящиеся, видимо, к концу первого периода: Могилев (814/15), Яриловичи (821), Литвиновичи (824); топохронологически они словно продолжают «трассу», намеченную кладом из Новотроицкого (819), – стоит отметить, одного из значимых и полностью исследованных памятников славянской роменско-борщевской культуры, которую автор этого исследования И. И. Ляпушкин соотносил со «славянами накануне образования Древнерусского государства (VIII – первая половина IX в.)» (Ляпушкин, 1958, 1966). Среди характерных находок Новотроицкого городища – ранние типы пяти– и семилучевых височных колец; такое же пятилучевое кольцо было найдено при раскопках И. И. Ляпушкина в Гнездовском поселении на Днепре в составе комплекса ремесленной мастерской ранней части поселения, относимой безусловно к IX в. (Ляпушкин, 1968а).

Трасса раннего арабского серебра «на Днепр» в конце первой трети IX в. вряд ли носит случайный характер: показательно, что и собственно на Волге единственный синхронный клад появляется в это время в пределах Волжской Булгарии (Эльмед, 821), словно сигнализируя о некоторой перестройке торгово-денежных коммуникаций и включении в них новых партнеров и сил. Клады Верхнего Подвинья – Набатово (815/16), Глазуново (822/23), близ Витебска (833/34), близ Богушевска (822/23), в Добрино (841/42 г.), Кислая (837/38 г. со скандинавским «полубрактеатом Хедебю» 825 г.), как и серия находок вещей скандинавского происхождения (прежде всего ременных гарнитур, но также и фибул) в памятниках культуры смоленских длинных курганов VIII–IX вв., приводят к выводу, что на Волховско-Днепровской магистрали «начальный этап формирования «пути из варяг в греки» следует относить ко 2-й пол. VIII – 1-й пол. IX в.» (Нефедов, 2002: 104–106). Петергофский клад в этом контексте указывает на достаточно раннее включение скандинавов в процессы, захватившие и глубинные земли славянского Поднепровья и Верхнего Подвинья.

Безусловно, даты кладов по младшей монете не следует рассматривать как четкий хронологический индикатор тех или иных исторических событий. Но и отмахнуться от проступающей за этими датами тенденции тоже нельзя. Петергофский клад, как и Петровский в Предкавказье, маркирует «канун» некоторых событий, развернувшихся в масштабе всей Восточной Европы от Кавказа до Финского залива.

События эти следует связать в первую очередь с постройкой хазарской крепости Саркел на Дону, непосредственно на трассе сухопутной дороги из Хазарского каганата в Среднее Поднепровье, в Киев (Артамонов, 1962). В 834 г. византийский спафарокандидат Петрона Каматир по поручению басилевса Феофила II начинает строительство, «по заказу» хазарского кагана, первоклассной по тем временам пограничной крепости, обращенной в земли восточнославянских племен Среднего Поднепровья, тех самых, о «хазарской дани» с которых сообщает ПВЛ под 859 г.

Посольство «росов» 838–839 гг., как и принятие их правителем титула «хакан», можно связать именно с появлением новой хазарской крепости и попыткой изменить складывающиеся византийско-хазаро-русские отношения в пользу «каганата росов» (Славяне и скандинавы, 1986). В отечественной литературе давно уже обосновано предположение о том, что инициатором посольства, первым правителем Руси, скрытым за титулом «хакан», был летописный Дир, согласно ПВЛ – киевский князь, возможно отмеченный в «Золотых лугах» ал-Масуди как «первый из славянских царей» (Лебедев, 1985: 196; 1994).

Трудно судить о целях и результатах посольства 838–839 гг. Однако археолого-нумизматические данные в свое время позволили наметить гипотетическую трассу «обратного пути» свеев – послов «хакана росов», охватившую, может быть, и Швецию, и Северную Русь, и Верхнее Поднепровье с крупнейшим центром его в Гнездове под Смоленском. В частности, весьма редкие византийские монеты Феофила II найдены, во‑первых, в могильнике Бирки, крупнейшего торгового центра ранней эпохи викингов в Швеции (серебряная монета в одной из погребальных камер), во‑вторых, медная монета Феофила II попала в культурный слой второй половины IX в. на Рюриковом городище под Новгородом, в‑третьих, самая эффектная находка – золотая, превращенная в нагрудную подвеску монета Феофила II – найдена в богатом кургане № 47 в Гнездове (Кропоткин, 1967; Лебедев, 1985; Носов 1990а).

Связь погребального комплекса гнездовского кургана № 47 с событиями и участниками «посольства росов» 838–839 гг. недавно была подтверждена результатами скрупулезного исследования С. С. Ширинского. Этот курган, один из наиболее ранних и эффектных образцов богатого и пышного обряда «больших курганов» дружинной элиты Гнездова, кроме уникальной византийской монеты-медали, содержал предметы парадного воинского убранства каролингского происхождения: портупея и шпоры, атрибуты раннего «рыцарства» и по ранговой значимости, и по датировкам (первые десятилетия IX в.), по заключению исследователя, не могут рассматриваться как «обычное имущество удачливого викинга». Автор непосредственно сопоставляет этот комплекс с событиями 18 мая 839 г. при императорском дворе в Ингельгейме и относит гнездовский курган № 47 к погребениям одного из ведущих участников «посольства росов», а время его сооружения – к осени 839 или весне 840 г. (Ширинский, 1997: 199).

Не настаивая на столь жесткой синхронизации (со времени