несколько дней Жени постоянно мечтала о возвращении домой, доктор сказал, что через неделю, несмотря на ее слабость, можно будет везти ее. Она так похудела и переменилась, что трудно было узнать ее. Глаза ее стали большими, навыкате, и смотрели с такой безнадежной грустью. Каждый день она спрашивала: скоро ли?.. И мы с Нерокомским должны были постоянно утешать ее и даже обманывать, как ребенка.

Я уже давно получил деньги из деревни, собрался. Но тут случилось одно непредвиденное обстоятельство, которое задержало наш отъезд.

Почти каждый день и целый день я проводил у постели больной. Дела у меня не было, и я утешался тем, что творю доброе, человечное дело и сижу около выздоравливающей, которой нужна была моя помощь. Мы читали с ней критические статьи Писарева и не замечали их односторонности.

Один раз, в сумерках, вошла горничная и опять объявила мне, что какая-то барышня желает меня видеть. Кровь бросилась мне в лицо. Я вообразил, что опять эта навязчивая Геся делает на меня покушение.

– Какая барышня? – быстро спросил я. – Та же, которая была с неделю тому назад? Гони ее!.. Скажи, что у меня нет времени.

– Нет!.. Это, кажется, другая… Эта повыше будет.

Я сказал Жени, что я сейчас же приду… Спроважу ее и приду.

В коридоре, перед дверью моей комнаты действительно стоял кто-то, какая-то дама, в темном платье, с закрытым вуалью лицом.

– Вы меня не узнаете?.. – тихо спросила она и протянула мне руку.

И ее голос что-то напомнил мне удивительно приятное. Но что? Где?.. Я путался в воспоминаниях и быстро отворил дверь в мою комнату.

– Прошу вас, – сказал я, приглашая ее войти.

Она вошла и тихо подняла вуаль.

Передо мной стояла Лия.

Я почувствовал, что я покраснел и растерялся.

Но в то же самое время у меня промелькнула мысль: значит, я им крепко нужен, если они решились действовать таким сильным средством и так бесцеремонно.

– Позвольте мне сесть, – сказала она. – Я шла пешком… Сегодня так жарко… даже теперь…

И она опустилась на близстоящее кресло.

– Садитесь на диван, – сказал я. – Здесь покойнее.

LXVIII

– Я пришла, – начала она, – по поручению моего дяди, Бергенблата, которого мы все уважаем и руководительству или указаниям которого охотно подчиняемся. Он наш вождь и правитель…

– Я это догадался.

– Видите… Он весьма огорчен… тем, что вы разорвали всякие отношения с сестрой Гесей… О! Я знаю, что вы скажете, что она действовала совершенно бесцеремонно…

– Нет! Не бесцеремонно, – перебил я ее и чувствовал, как покраснел… – Но без всякого понятия о чести, человечности, справедливости и законности… Вы простите меня, что я так резко выражаюсь о вашей сестре…

– Не извиняйтесь… я очень хорошо понимаю, что на вас, как и на всякого нравственного и законного человека, ее поведение может подействовать самым отталкивающими образом… Но если бы вы знали, как она несчастна!.. Если бы вы знали, что она несколько раз бросалась в ноги к ее отцу, чтобы он снял с нее эту тяжелую участь – быть двуличной, притворяться, обманывать… Вы думаете, что все это не противно ей так же, как и всякому порядочному человеку. Вы смотрите на нее с глубоким сожалением… Но к несчастью, у нас заменить ее некем.

Я посмотрел на нее удивленными глазами.

– К чему же необходим вам обман и притворство?! – проговорил я, невольно пожимая плечами.

– К тому, что другого средства нет, – сказала она и посмотрела на меня прямо, в упор своими прелестными глазами. – В мире лжи, всяких обманов, гадостей и беззакония нельзя действовать иначе как тем же оружием… Я благодарю Бога, что на меня не пал этот тяжелый жребий, который выпал ей, моей несчастной сестре, но… другого средства не было… Нельзя выходить на войну с голыми руками, против оружия надо действовать оружием… Когда человечность вступит в ее права… когда все будут просвещены и объединены, когда ложь исчезнет… тогда наступит время истины… «Тогда благоволит Господь жертву правды, возношения и всесожигаемая… Тогда возложат на алтарь его (а не Ваала) тельцы!..»

Я не мог понять этого странного взгляда… Мне казалось, в нем, в самом этом взгляде, в его основании, была громадная доля лжи.

LXIX

– Вы мне, вероятно, не верите? – спросила она. – Но то, что я вам теперь сказала, то выстрадано нами… Мы пришли к этому горькому убеждению и решились на жертву… В настоящее время мы переживаем время неправды, и, как долго оно продолжится, мы не знаем, но нам важно, очень важно, чтобы большинство людей убедилось в правильности нашего образа действий и нашего взгляда… и вот зачем я пришла к вам… Вы для нас очень дороги. («Ага! – подумал я с торжеством, – я это знал».) Через вас дядя надеется сблизить и соединить восточные кружки с западными.

– Как! – вскричал я. – Разве и в Западной Европе существуют такие же кружки?

Она кивнула головой и тихо сказала:

– Да! Существуют… только еврейские. Там они правильно организованы, по 12 коленам Израиля и по условиям местным.

– И вы полагаете, что может произойти соединение?

– Оно уже происходит, и в Западной Европе, и даже на юге России. Мы имеем уже многих, очень многих «соединителей». Необходимо только, чтобы мы – евреи – хотя немного сбросили с себя нашей фанатичности, а вы – христиане – не ставили бы в центр ваших верований одного Христа и не делали из него краеугольного камня.

Я посмотрел на нее с недоумением.

Я должен признаться в моем невежестве. В то время я еще не знал, что существует секта «жидовствующих» и что она, так сказать, свирепствует у нас, на юге.