убежденный, Тенрьо заставил ученого выполнить инженерные расчеты, как приспособить города-корабли под перевозку тяжелых гаринафинов. После того как переделанный в соответствии с предложениями Луана корабль с гаринафинами на борту успешно прошел предварительные испытания, пэкьу окончательно уверился, что ученый из Дара усвоил преподнесенный ему урок.

И верно, с тех пор Луан Цзиа сделался покорным и исполнительным слугой. Когда ноги немного зажили, он стал ковылять на костылях, делая все, что потребует пэкьу. Он придумал, как переделать внутренние переборки и отсеки на городах-кораблях, чтобы лучше разместить провиант и оружие, необходимое для вторжения, изобрел специальные крепления для гаринафинов, чтобы они могли путешествовать с относительным удобством, рассчитал оптимальные способы распределения груза и людей по кораблю, чтобы тот лучше мог сопротивляться свирепым штормам.

– Зачем вы это делаете? – спросил его Ога Кидосу.

Луан покачал головой и ничего не ответил.

Но Ога не унимался:

– Я бы на вашем месте предпочел покончить с собой. Ради моей дочери, ради всех сыновей и дочерей Дара.

Луан вздохнул:

– Даже будь я мертв, льуку все равно могут попасть в Дара. Я старый и слабый человек и очень хочу снова увидеть родину, прежде чем умру.

* * *

Флот вторжения отплыл в благоприятный день. С палуб городов-кораблей воины, отправляющиеся в экспедицию, махали остающимся на берегу. Им предстояло завоевать рай для своих соотечественников.

Двадцать городов-кораблей, груженных людьми, скотом и гаринафинами, вошли в широкое океанское течение; их паруса наполнились ветром, делая суда похожими на айсберги, что встречаются в море далеко к северу. Два десятка судов – это было меньше половины от изначального флота Мапидэрэ. Остальные предназначались для отправки в Дара будущих подкреплений.

Постепенно ноги Луана заживали, и он передвигался все лучше. Большую часть плавания старик провел, изучая гаринафинов: зарисовывал эскизы в «Гитрэ юту», расспрашивал конюхов насчет повадок зверей. Пэкьу Тенрьо, плывший на том же корабле, смотрел на Луана и удивлялся: «Ох уж эти эксцентричные ученые! Даже сломленному человеку требуется занятие по душе».

По мере того как течение становилось сильнее, города-корабли набирали ход.

* * *

Наконец флот подошел к Стене Бурь, на несколько дней раньше, чем то было изначально запланировано. Корабли вышли из течения и стали ждать перед величественной завесой из циклонов близ места, где Луан Цзиа проник через Стену два года назад.

– Наступает момент истины, – обратился к нему пэкьу Тенрьо. – Скоро мы выясним, на самом ли деле ты такой умный, каким себя считаешь.

Луан ничего не ответил.

В назначенный день все на судах напряженно наблюдали за бурей. До полудня в высоких, до неба, волнах облачности не было заметно никаких перемен, а затем вдруг зигзагообразные молнии стали озарять тучи синхронными вспышками.

Казалось, будто вся завеса циклонов превратилась в ослепительно-яркий пульсирующий свет. Пока вспышки продолжали мелькать, циклоны вдруг разошлись, словно бойцы в ожесточенной схватке, получившие вдруг с обеих сторон приказ отступить. Постепенно в промежутке между смерчами показалась узкая полоска спокойной воды – так сцена открывается между двумя половинами занавеса перед началом народной оперы.

Громогласный вопль огласил все города-корабли. Рискованная игра увенчалась успехом.

Пэкьу Тенрьо посмотрел на Луана Цзиа, лицо которого выражало противоречивые чувства.

– Ты совершил нечто воистину удивительное, – сказал пэкьу Тенрьо, и похвала его была искренней. – Твое имя впишут в историю, ибо ты стал первым человеком, раскрывшим тайну этого чуда природы.

– Вселенная познаваема, – пробормотал Луан Цзиа, и трудно было понять, радует это его или печалит.

* * *

Той ночью, после устроенной на корабле пирушки, пэкьу Тенрьо пригласил к себе Луана Цзиа, чтобы пропустить по глотку кьоффира. Пэкьу проникся расположением к своему ручному ученому.

– Тебя запомнят как героя льуку, – заявил Тенрьо.

– И как предателя своего народа, – промолвил Луан Цзиа.

– Не стоит так унывать, – сказал пэкьу Тенрьо. – Что правильно, а что нет – зависит от угла зрения. Если бы ты не помог нам, сколько стариков погибло бы зимой в степи и сколько детей остались бы нерожденными.

– «Что было бы, если» – это излюбленный прием тиранов, при помощи которого они способны оправдать все, что угодно.

Пэкьу Тенрьо рассмеялся:

– Хорошо, зайду с другого конца. Если твоя родная земля так чудесна, то разве не грех приберегать ее только для себя? Те, кто родился в менее благодатных краях, тоже заслуживают права радоваться жизни. У тебя всегда была беспокойная душа, и страсть к путешествиям подвигла тебя покинуть Дара. Почему же ты отказываешь другим в свободе передвижения, которую считаешь принадлежащей тебе по праву?

– Так ты считаешь, что с точки зрения морали вторжение – это то же самое, что и путешествие с целью познания?

– Я не вижу особых различий между своей экспедицией и той, во время которой адмирал Крита исследовал нашу землю и объявил себя ее королем.

Луан Цзиа вздохнул:

– Из тебя получился бы хороший платный оратор в суде.

Тенрьо хотел было поподробнее расспросить об этой профессии со странным названием, когда на него вдруг накатила волна головокружения, и он повалился на стол, расплескав по кожаной поверхности кьоффир из кубка-черепа.

Луан Цзиа встал из-за стола, порылся в меховой одежде пэкьу, нашел у него на левом боку связку ключей, с которыми тот никогда не расставался, и поспешил прочь из каюты.

* * *

Он открыл дверь в кладовую, которую всегда держали запертой.

На него резко пахнуло жаром и дымом.

Луан Цзиа понятия не имел, что хранится в этой комнате. Знал только, что конюхи неизменно уводили разговор в сторону, как только он касался кладовой. Ее всегда закрывали на замок, и ключ, насколько Луан понял, имелся лишь у пэкьу Тенрьо. Что бы там ни хранилось, это явно имело важнейшее значение для вторжения льуку.

Луан терпеливо выжидал, когда же ему представится шанс. Поддавшись на уловку Кудьу и Вадьу, он выдал тайну прохода через Стену Бурь. Единственным способом загладить проступок было помешать захватчикам. Он уже предпринял кое-что такое, что, по его расчетам, должно было сорвать планы льуку подчинить Дара, но для вящей уверенности требовалось нечто большее.

Луан разрывался между двумя вариантами: зарезать пэкьу во сне, что неизбежно моментально раскроет его предательство, и попыткой тайком пробраться в кладовую и устроить там диверсию. В конечном итоге он выбрал последнее. Пэкьу Тенрьо был человеком умным и могущественным, но на его место мог встать другой тан, например коварная Танванаки, тогда как возместить содержимое кладовой, вполне возможно, окажется нереально. Луан надеялся, что принял верное решение.

Демонстрируя полную покорность льуку, он заслужил их доверие. Ученый играл роль слабого и