чей мутен от выпитой водки затравленный взгляд.

О, вся эта злоба от водки, от выпитой водки!

От водки и пьяных и жадных до денег девиц!

О, это шипение нежности в этих нечётких

во тьме силуэтах отрубленных рук или птиц.

Мы нежности этой ночной и московской солдаты,

мы дышим восторженным дымом и мятным огнём.

Ещё иногда называет нас «дегенераты»

печальный прохожий, мы с нежностью помним о нём.

Отчасти поэтика Родионова наследовала традиции панка и близкой к ней нонконформистской поэзии 1980–90-х: главное имя здесь – Мирослав Немиров (1961–2016), прославившийся рядом обсценных и примитивистских шедевров («Станция Речной вокзал…», «Организм мой алкоголя жаждет…», «Идите вы на…») и основавший в 1999 году поэтическое товарищество «Осумасшедшевшие безумцы», в которое входил и Родионов. Но родионовские тексты устроены сложнее, в них нет жёсткого карнавального нигилизма. Часто написанные акцентным стихом, близким к стиху Маяковского, они рассчитаны на декламацию, перформанс. Неслучайно в 2000–10-е Родионов (вместе со своей женой Катериной Троепольской) станет лидером русского поэтического театра и ведущим организатором слэмов – поэтических соревнований, где артистизм исполнения играет главную роль, а отбор участников максимально демократичен. Впрочем, несмотря на то что эстрадно-слэмовый жанр в России хорошо прижился и в нём появились свои звёзды, поэтический путь Родионова остаётся уникальным.

Свободное время: 1990-е и 2000-е. приключения традиции

Вторая лекция о 1990–2000-х посвящена тому, что в новое время происходило с магистральной поэтической традицией на русском языке. Неоакмеизм и постакмеизм, а также обращение, подчас весьма вольное, к ещё более старым приёмам, лексике и мотивам – с целью показать, что они сохраняют свою силу. Среди героев этой лекции – Владимир Гандельсман и Ирина Машинская, Борис Рыжий и Денис Новиков, Катя Капович и Юлий Гуголев, Максим Амелин и Фаина Гримберг, Виктор Iванiв и Григорий Дашевский.

ТЕКСТ: ЛЕВ ОБОРИН

В прошлой лекции мы сосредоточились на новых поэтических языках и концепциях поэтического субъекта, предложенных в первую очередь поэтами поколения и круга «Вавилона» и постконцептуалистов. В этой лекции мы вернёмся к разговору о магистральной поэтической традиции – а с другой стороны, к специальным экспериментам с поэтической архаикой. Многие поэты из упомянутых здесь могли бы попасть и в предыдущую лекцию: на самом деле чёткого разделения на «традицию» и «нетрадицию» в поэзии не существует, и здесь оно введено скорее для удобства изложения.

Неоклассическая, неоакмеистская лирика на протяжении всей второй половины XX века претендовала на мейнстримное положение в русской поэзии: с одной стороны, речь шла о продолжении традиций таких авторов 1960-х, как Давид Самойлов и Александр Кушнер, с другой – работа с менее известными в советское время линиями акмеистического наследия, например с поэзией «парижской ноты», которой была отчасти родственна лирика «Московского времени». Такие разные влияния в итоге приводили к интересным сочетаниям эмоций и отсылок в рамках одной поэтики; не менее важным, чем круг чтения, был круг общения – здесь хочется вновь вспомнить студию Игоря Волгина «Луч», в которую ходили и авторы «Московского времени», и представители более младшего поколения, такие как Дмитрий Быков[500] (р. 1967) – один из самых известных постсоветских поэтов и прозаиков. В его лирике можно уловить влияние как его непосредственных литературных учителей – Новеллы Матвеевой и Нонны Слепаковой, – так и, например, Льва Лосева. Можно сказать, что стихи Быкова[501] с их насыщенной и всегда эффектной версификацией осциллируют между более «лиричным», балладным – и более саркастичным настроем:

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ БЫКОВЫМ ДМИТРИЕМ ЛЬВОВИЧЕМ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА БЫКОВА ДМИТРИЯ ЛЬВОВИЧА.

Жизнь выше литературы, хотя скучнее стократ.

Все наши фиоритуры не стоят наших затрат.

Умение строить куры, искусство уличных драк –

Всё выше литературы. Я правда думаю так.

Покупка вина, картошки, авоська, рубли, безмен

Важнее спящих в обложке банальностей и подмен.

Уменье свободно плавать в пахучей густой возне

Важнее уменья плавить слова на бледном огне.

Схожее сочетание балладности и иронии – в стихах близкого Быкову[502] автора, поэта и барда Алексея Дидурова (1948–2006). Ирония в поэзии 1990–2000-х, впрочем, была не панацеей, а обоюдоострым оружием. Она не всегда страховала от откровенного моветона, который оставался моветоном, даже когда был нарочно поставлен во главу угла, как у куртуазных маньеристов Степанцова и Пеленягрэ. С другой стороны, она всё же служила прививкой от излишнего пафоса, который часто возникает у тяготеющих к большим формам поэтов-неоклассиков, – например, у Виктора Куллэ (р. 1962): «Так отчего же, Боже, я / витийствую и негодую / от нестерпимого стыда, / когда над среднерусской дурью / встаёт усталая звезда?»

В прошлой лекции мы уже называли нескольких заметных авторов неоклассического направления: Геннадий Русаков, Лариса Миллер, Владимир Салимон, Светлана Кекова, Марина Бородицкая, Григорий Кружков, Олег Хлебников, Михаил Поздняев, Герман Власов, Вадим Жук, Илья Будницкий, Юрий Казарин, Сергей Ивкин… Многие из них начинали ещё в 1970-е; Русаков дебютировал в 1950-е. Их тексты как бы держат нормативную ткань поэтического языка, подчёркивают благородство его архитектуры – как это происходит, например, у Будницкого или Алексея Пурина. Здесь часты настоящие лирические высоты:

Снится Польша маки на краю овражка

так не больно и спокойно

словно волосы я ваши глажу

дайте пальчик чувствуете пани

тут сквозная ранка

это взор ваш

подкалиберный и бронебойный

я машу вам с башни

я машу вам с башни вражеского танка

Григорий Кружков. «Сон о Польше»

Он умер вечером, а днём

Писал с натуры анемоны:

Цветы и стебли, и бутоны,

И вазу, что горит огнём,

Такого красного стекла,

Что даже глазу было больно.

И жизнь текла легко и вольно

И незаметно истекла.

Лариса Миллер

Григорий Кружков[503]

Это умение взять высокую ноту не отменяет – в других стихотворениях – юмора и иронии разной степени жёсткости, как у того же Григория Кружкова (р. 1945) или Владимира Салимона (р. 1952), который может, например, взять лирическую картинку из школьного учебника (лось в осеннем лесу!) и травестийно её перевернуть: «Чехол от фотоаппарата! / Машинка марки "Рейн металл"! / Чудовищнее агрегата / я в целом мире не видал» – это о морде несчастного лося.

Неоакмеистскую поэтику часто называют традиционалистской.