Шрифт:
Закладка:
Если бы Холлиман ушел в заросли…
Айсли побежал по тропинке. По обе стороны от него над головой возвышались толстые и щетинистые стебли. Он увидел тропинку, пробитую сквозь желтую, пыльную стену. Проклятье! Он двинулся по ней, медленно, осторожно, выкрикивая имя Холлимана. Стебли коснулись его лица. Вокруг него стоял странный гул.
Он крепко сжал кабелерез.
Холлиман пробирался через заросли, как человек через кукурузное поле, сражаясь и пробивая себе дорогу. Он шел прямо на Айсли с безумным, отчаянным взглядом. Айсли убрался с дороги и бросился назад к главной тропе.
Холлиман добрался туда сам, теперь уже с криками.
Шумная вонь сладострастия была густой, как ирис.
К нему прижались шесть или семь маленьких созданий. Сначала Айсли подумал, что это осы или муравьи, разросшиеся до неприличных размеров. Так они и выглядели, только в длину были от восьми до десяти дюймов[43].
У них были ярко-оранжево-красные тела и темно-коричневые безглазые головы, а их суставчатые лапки, извивающиеся усики и похожие на щипцы челюсти были окрашены в яркий, насыщенный желтый цвет.
При виде их Айсли вскрикнул. Он испытывал почти инстинктивное отвращение к ним. Когда Холлиман упал, он увидел, что на его спине сидят пять или шесть других, жужжащих и щелкающих, висящих на своих лапках со шпорами и с огромными челюстями.
Они захватили Холлимана, и пока Айсли наблюдал за ними, чувствуя себя совершенно беспомощным, они начали покачивать задницами вверх-вниз, вставляя в него огненно-красные жала, как швеи вдевают нитки в иголки.
Эффект был мгновенным.
Холлиман замер, словно вкопанный, а затем мгновенно начал корчиться и биться в конвульсиях: ноги двигались в одну сторону, руки — в другую, а тело — в третью. Из его рта хлынула кровавая пена, он дергался и извивался с такой силой, что Айсли слышал, как рвутся ткани и смещаются кости. Все это продолжалось около тридцати секунд, пока он не превратился в разорванное, истекающее кровью месиво.
Айсли, голова которого была полна смрада смерти Холлимана и этой ужасной медовой вони, начал отступать назад, когда насекомые покинули тело.
Что-то задело его ботинок, и он увидел, что одно из них застыло на кончике его ботинка, его усики напряглись.
Вскрикнув, он растоптал его носком ботинка.
Оно издало безумный пронзительный визг. Айсли попытался раздавить его, но оно было слишком хорошо бронировано. Это было все равно, что пытаться раздавить клеща. Он вспомнил о кабелерезе и обрушил лезвие по крутой дуге: лезвие вошло между двумя грудными пластинами и пронзило его. Предсмертный вопль был диким, странным хлюпаньем, из раны капала черная желчь.
Остальные двинулись следом.
Айсли повернулся и побежал, пока они жужжали и щелкали позади него.
Все еще держа мертвого жука на лезвии, он сел в вездеход и поехал к комплексу, пищащие и жужжащие звуки насекомых эхом отдавались в его черепе.
Он ни за что не хотел быть одурманенным и беспомощным. Не после того, что он видел. Он должен был очнуться, он должен был быть готов. Возможно, остальные этого еще не понимали, но он понимал. О, Господи! Да, он понимал.
* * *
Они были в лазарете на территории комплекса, и Айсли, после того как достаточно успокоился, только что закончил свой рассказ. Возможно, они, не поверили бы в это, если бы не тот факт, что они все еще не могли связаться с подстанцией № 6. Уолкер, одна из бурильщиков, расхаживала взад-вперед, выглядя явно неженственно со своим засаленным комбинезоном и перепачканным маслом лицом.
— Так ты оставил его там? — недоверчиво спросила она. — Ты оставил его там с… с этими штуками?
— У меня не было выбора, — сказал Айсли. — Ты знаешь, это как когда природа сделал тебя женщиной, и ты не смогла отрастить тот член, о котором всегда мечтала.
— Пошел ты, — сказала Уолкер, надвигаясь на него. — Черт возьми, застрять здесь, в этой гребаной печи, и слушать твое сексистское дерьмо. Меня тошнит от этого…
Гавлек встал между ними.
— Успокойся, Уолкер. Я должен спросить — они выглядели, ну… интеллектуально развитыми?
Айсли сказал ему, что не может точно сказать.
— Я был слишком занят, пытаясь вытащить оттуда свою задницу, — его лицо было исхудавшим и бледным, глаза налились кровью. — Хочешь, можешь послать Уолкер с тестом на IQ, раздать несколько гребаных карандашей и посмотреть, как они себя покажут.
Уолкер уставилась на него, кипя, словно гусь в кастрюле.
— Чертов мудак.
Айсли послал ей воздушный поцелуй.
— Ты просто хочешь меня.
— Хочу тебя? У тебя член не больше, чем у таракана, Айсли. Ты не сможешь заставить кончить и старую мышь.
Айсли смог рассмеяться, чувствуя, как из него уходит часть напряжения.
— Видишь это, Скип? Чертовы женщины. Стоит им разозлиться, как они тут же начинают высмеивать твой член. Но это не сексизм, нет, сэр. Но ты или я? Если мы скажем что-нибудь об их отвисших сиськах или о том, что у них такая большая дырка, что она развевается на ветру, мы сразу же становимся сексистскими свиньями.
— Ты и есть сексистская свинья, — сказала Уолкер. — Если небо голубое, ты хочешь, чтобы я назвала его зеленым?
— Нет, конечно, нет. Говори правду, чертова корова.
Уолкер выглядела так, словно у нее в заднице сидел не только один большой жук, но и он только что родил, и места там было в обрез.
— Ты, блядь…
— Полегче, вы оба, — огрызнулся Гавлек, которому надоели их постоянные препирательства. Он потянул шею, как делал в моменты сильного напряжения и покачал головой. — Установка находится здесь… сколько? Восемь-девять лет? И за все это время я видел только траву. Ни жуков, ни животных, ничего. Откуда эти твари взялись?
Это был хороший вопрос. За двадцать лет до этого, Сигни-5 была обследована роботизированным зондом. Через пять лет после этого, туда спустилась исследовательская группа. Они не нашли ничего, кроме травы и несколькиx простых форм жизни под поверхностью, где была вода — микроорганизмы, грибки, простые черви. Больше ничего. Они даже попытались колонизировать планету, но отказались от этой затеи меньше чем через год, когда слишком много людей продолжало теряться в пустошах.
Компания купила планету, чтобы эксплуатировать минеральные богатства.
Этот проект только начинался. Но на Сигни-5 никогда
