Но они не собирались сдаваться.

Айсли подумал: они не разумные, они не могут быть разумными.

Интеллектуальные существа так себя не ведут, они не нападают волнами, не умирают и не продолжают умирать.

Это напоминало ему войны, о которых он читал на уроках истории.

Войны между людьми на старой Земле. Волновые атаки людей. Тела накапливались так быстро, что вторая волна должна была пройти поверх первой, и так далее.

Дрожа, трясясь, желая закричать и, возможно, даже нуждаясь в этом, он почувствовал, как что-то прохладное и влажное коснулось его ногтей. Это была рука Уолкер. Их пальцы нашли друг друга и крепко соединились. В том, чтобы держаться за руки, было утешение. Когда мир — твой мир — подходит к концу, что еще оставалось делать?

Примерно в это время свет начал мерцать, как будто все лампочки перегорели.

— Урмански? — сказал Гавлек.

Урмански выглядел так, будто хотел заплакать. Может быть, он и плакал.

— Генераторы, Скип… они не рассчитаны на такую мощность. У них сейчас избыточная мощность.

И все в комнате знали, что это означает: термоядерные генераторы отключатся, оставив комплекс открытым.

Снаружи, в этом пепельно-дуговом световом шоу, дым немного рассеялся. Ограда былa покрытa обгоревшими, шипящими телами Сигнанов. Тысячи и тысячи, и с каждым мгновением их становилось все больше. Ограда начала проседать, а потом и вовсе рухнула. Огни снова замерцали и на этот раз умерли по-настоящему.

И рой хлынул в комплекс.

* * *

Единственным источником света внутри комплекса был солнечный свет, проникавший через окна и световые люки, которых было много. Когда генераторы не работали, там стало тепло. Без работающих кондиционеров и циркуляции воздуха солнце нагревало металлические стены комплекса, как жесть на горячем асфальте. Атмосфера быстро стала душной и густой.

Находясь рядом с Уолкер, держа ее горячую и потную руку в своей, Айсли наблюдал, как Сигнаны хлынули вперед, дергаясь и стрекоча, приливная волна насекомого безумия. Так много. Так чертовски много. Это напомнило ему личинок на туше, оживленное полотно червячных, скользящих, трудолюбивых движений, прерываемое монотонным, непрекращающимся гулом солдат, рабочих и трутней.

Он чувствовал, как плоть в его паху ползет, двигаясь колючими волнами к животу. Его горло было сухим, как соль. Запутавшись в этой паутине невыразимого ужаса, он не забывал моргать и дышать.

Сигнаны напали на основную структуру комплекса, и все, кто находился внутри, втянулись в себя. Если бы у них была возможность свернуться и проскользнуть в щель, они бы так и сделали. Потому что Сигнаны наседали тысячами, сотнями тысяч, поглощая здание, словно антитела, проглатывающие микроб болезни. И одна и та же мысль была у всех на уме: Как долго? Как скоро они войдут?

— Господи, — сказала Уолкер, и Айсли никогда раньше не слышал в ее голосе такого тихого отчаяния. — Господи, я не могу этого вынести!

Было слышно, как они стучат по металлическому настилу и крыше, их когтистые лапки, словно тысячи карандашей, стучат, стучат и стучат. Этот звук доносился до каждого в этом тусклом, тенистом комплексе. В постоянном, непрерывном постукивании.

Прошло совсем немного времени, и тела Сигнанов оказались плотно прижаты к окнам и световым люкам. Они пульсировали, скребли, царапали, кусали и жалили, отчаянно пытаясь прорвать плоть вторгшегося, добраться до мягких внутренностей, которые делали его живым, представляли опасность. Когда на них падал солнечный свет, их оранжево-красные брюшки, казалось, светились, как закат — лососевый, пурпурный, алый и коралловый. Подобно свечам, мерцающим сквозь карнавальное стекло, тела Cигнанов казались прозрачными, сделанными из желатина. Да, почти прекрасные, но такие смертоносные, и вскоре свет стал меркнуть, а тела нагромождались друг на друга, и над всеми и над каждым нависла ужасная, извилистая чернота.

Урмански жалобно скулил.

В коридорах слышались крики других, крики отчаяния.

— Тебе лучше что-нибудь сделать, Скип, — сказал Айсли Гавлеку. — У тебя здесь в ловушке несколько человек, и они сходят с ума.

И они сходили с ума. И их нельзя было винить, потому что было слышно, как все эти жвалы и оттопыренные конечности работают и ищут, отчаянно пытаясь найти путь внутрь. Потому что они знали, что он есть, как и знали, что находится внутри. Шельф комплекса гудел и вибрировал с ужасным, безумным шумом. Это было похоже на то, как если бы вы засунули голову в пчелиный улей. От гула невозможно было убежать.

Лицо Гавлека было красным и одутловатым, покрытым бисеринками пота. Его легкие втягивали несвежий, сухой воздух.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? Какого черта вы от меня хотите? — кричал он, двигаясь вперед, потом назад, потом по кругу.

— Разве ты не слышишь их? Разве ты не чувствуеишь их? Они хотят нас! Боже, как они хотят нас! В моей голове! Ах-х-х-х, Боже, они в моей голове, в моей голове! Я чувствую их!

И Айсли тоже чувствовал. центральный, неумолимый, непреодолимый интеллект роя беспокоился на границах его воли, тянул, толкал, рвался, хотел войти, пытался заставить его делать то, чего он не хотел.

Стены начали стонать и скрипеть. Словно алюминиевая банка из-под пива в давке, они начинали поддаваться под тяжестью, под силой этих копошащихся, ползущих тел.

Гавлек убежал, а Айсли почувствовал запах чего-то нечистого и понял, что Урмански обделался. Теперь он был безумен, зажатый в какой-то тарабарский, испуганный детский угол, из которого он никогда не мог надеяться выбраться.

Но ему повезло.

Айсли и Уолкер выбежали в коридор. Зажглось аварийное освещение, и все вокруг озарилось лунным, сюрреалистическим свечением. Члены команды нападали друг на друга. Били и получали удары, топали и были растоптаны. Некоторые были растоптаны сапогами мародерствующих, вопящих банд, которые набрасывались друг на друга и ставили жертву на колени.

На Айсли обрушилась стена тел. Он видел, как Уолкер упала. Она пыталась протащить себя через дверной проем, но руки дергали ее, сапоги пинали ее до потери сознания. Айсли попытался добраться до нее и рухнул под ударами кулаков. Но пока он падал, он знал… он знал, что все будет в порядке.

Это были Сигнаны.

Это был не простой менталитет толпы, не нечто, порожденное ужасом, отчаянием и безумием. Это были насекомые, их разум был направлен на одну разрушительную мысль: убивать, калечить, уничтожать. Они давили своим примитивным, варварским желанием на умы всех и каждого. Они приводили их в ярость, возвращая их к темным, нецивилизованным временам, когда популяцию должны были быть вычищать.

Переползая на руках и коленях через изломанные тела и разбитые лица друзей и коллег, Айсли увидел Стемика. Он использовал резак,