Шрифт:
Закладка:
В моих группах, как при коммунизме, каждому требовались его способности, и воздавалось по труду. Если группа не слажена, то у нее был всего один процент из ста выжить чудесным образом. Война такого не прощает. Этот накат мы тоже отбили.
— «Констебль» они отползают. У них есть «двести». Тянут его волоком.
— Поздравляю тебя, Рома. И захватили позиции, и смогли отстоять.
После этого мы назвали позицию на газовой заправке «Минотавр». Она стала лабиринтом, в котором заблудились и были съедены чудовищем ЧВК три украинских наката. Я внутренне поблагодарил себя за то, что грамотно организовал оборону и мог доходчиво донести до пацанов свой план и без паники и спешки руководить боем. С опытом боев и пониманием стратегии и тактики я стал звучать более убедительно для себя и для бойцов. С того момента, как я стал ощущать себя полноценным командиром, я стал более продуктивным. Видимо, это неосознанно чувствовалось и бойцами.
Если подчиненные тебя не слушают, это значит, что ты как командир и авторитет звучишь неубедительно. Командиру необходимо правильно доносить информацию до подчиненных. Правильно и грамотно расставлять акценты и находить индивидуальный подход к командирам групп, чтобы они дальше передавали эту информацию без искажения. Командир, — это, в первую очередь, грамотный специалист по подбору персонала и психолог. Когда ты умеешь сам мыслить системно и видишь всю ситуацию с высоты птичьего полета, ты можешь учитывать множество разрозненных факторов, которые, как в калейдоскопе, складываются в твоей голове в единую, целостную картину. Ты начинаешь быть не внутри ситуации, а над ней. Из плоскости горизонтального боя ты взлетаешь на крыльях БПЛА и видишь всю картину целиком. И именно это позволяет на миг опережать противника и побеждать. Важнее этого только «господин-случай» и «госпожа-везение»!
Когда стало светать, я вышел на связиста командира и доложил, что все накаты отбиты практически без потерь. Потери были только на западной позиции «Крит-6», где продолжал работать криворукий снайпер.
— «Констебль», у нас опять раненый в руку.
— Да, что у вас там за урод работает? Никому нормально в голову попасть не может, — шутил я солдафонским юмором.
— Да неясно. Мы только головы и подставляем. А он все в руку и в руку. Может, гей, и ему мужиков стрелять жалко? — ржал боец. — Бегите, мальчики… Бегите… В натуре, может, пидор?
На войне невозможно не сойти с ума без черного юмора и специфического отношения к смерти. Смерть — штука страшная и опасная. Но бравируя своим пренебрежением к ней мы преуменьшали стресс от постоянного хождения по краю. Юмор, ирония и сарказм — величайшие подарочки матушки-природы для солдата. В такие моменты я часто вспоминал великолепный фильм, в котором были собраны лучшие актеры СССР «Они сражались За Родину», с его великолепным юмором в исполнении Василия Шукшина, Юрия Никулина и Евгения Буркова. Поколение актеров, часть из которых лично участвовала в войне и имела государственные награды, очень честно и натуралистично играло бойцов Красной армии. Юрий Никулин, Анатолий Папанов, Владимир Басов, Михаил Пуговкин, Зиновий Гердт, Владимир Этуш, Иннокентий Смоктуновский и сотни других актеров, сформировавшие наше отношение к простому советскому солдату. А чего стоили комедии Леонида Гайдая, который воевал в пехоте и имел две медали и орден? Умение смотреть на смерть философски и с юмором — это лучшая профилактика ПТСР на передке.
Но больше всего у меня могло вызвать посттравматическое расстройство то, что люди в Украине, выросшие на тех же самых фильмах, могли воевать на танках с фашистскими крестами, жить в городах с улицами, названными в честь Бендеры и Шухевича.
«Интересно, стоит ли еще памятник на Хрещатике Василию Быкову — знаменитому “Маэстро” поющей эскадрильи? Или снесли в угоду новой политике ненависти к своему прошлому? Как эта сова натягивалась в их головах на глобус? Как еврей “Зе”, дедушка которого воевал и был героем, может чествовать нацистов из карательного батальона СС, уничтожавшего его народ тысячами? Что в головах у этих людей?» — задавался я вопросами и, не находя ответов, запрещал себе это делать, чтобы не тратить и без того дорогую энергию.
В районе одиннадцати утра украинцы начали бить по нашим позициям из гранатометов с территории гаражей, которые находились в поле в ста метрах севернее солевой базы, прямо напротив центра «Острова». «Пегас» заснял их работу и по методичности и отточенным действиям минометного расчета стало ясно, что они профессионалы. Судя по записи, против нас поставили воевать подразделение, которое было прекрасно экипировано и уже имело немалый боевой опыт.
Я почувствовал, как адреналин выделился где-то в глубинах моего мозга, дал команду об опасности моей нервной системе, и волна тревоги сменилась злостью.
«Ну, вот ты и дождался наемников. Все, как ты заказывал», — подумал я.
— Смотри, как ловко стреляют твои украинские коллеги, — показывал я видео «Горбунку». — Может, устроим минометную дуэль двух маньяков?
Володя внимательно рассматривал видео, а после с улыбкой посмотрел на меня. Стало понятно, что он тоже по достоинству оценил минометчиков противника и уже задумал недоброе. Через час по гаражу, в котором скрывался расчет украинского миномета, стали прилетать «сто двадцатые» мины и с шестого раза сложили его, погребя под собой всех, кто там был.
— Вот и вся дуэль. Со счетом один — ноль в матче Россия — Украина победил миномет «Нона».
Последние укрепы в поле
На момент штурма двух последних укрепов перед входом в город подразделение так разрослось, что я физически уже не мог запомнить не только рядовых штурмовиков и бойцов второй и третьей линии обороны и эвакуации, но и позывные командиров групп. У меня были мои замы, командиры направлений, и были те, с кем я делил одну комнату: «Бас», «Горбунок» и «Пегас». То, что я перестал запоминать позывные бойцов, не было цинизмом, это был естественный ответ психики на частую и быструю смену состава подразделения, мою общую усталость от хронического недосыпа и многозадачность, с которой приходилось сталкиваться на передовой. Как в любом бизнесе, в этой работе были важны: четкие постановки задач и контроль их выполнения. Конечно, к тем, кто был в первом составе моего отделения, кого я привел сюда три месяца назад, я испытывал особенные чувства. Особенно я переживал за «Абакана», которому сейчас достался непростой участок обороны.
— «Абакан» — «Констеблю»? Как погода?