Выйдя из Зайцево, я привычно посмотрел направо и залюбовался заревом, которое освещало пылающий Бахмут.

И с южной, и с северо-западной части пылали пожары, которые возникли от прилетов нашей артиллерии. С юга, как я знал, наши подразделения уже воевали в частном секторе. Соседи справа — разведка — воевали среди домов с самого начала, а мы были в километре от первых домов. Я слышал, как работала арта, видел прилеты и слушал шум боев со всех направлений. Было ощущение причастности к некой большой силе, которая давала ощущение крепкого тыла и чувство локтя. Первое время нахождения здесь мой мозг был сосредоточен только на повседневных задачах, и я чувствовал себя маленькой песчинкой, зажатой со всех сторон врагами. Глядя на общую работу всего подразделения, а не только моего отряда или отделения я ногами ощущал мощные корни, которые держат меня в этом мире.

«Интересно, как там родители? Батя и мама», — задумался я вдруг.

С матерью у мня всегда были сложные отношения. Я был младшим ребенком, и все сорок лет она пыталась меня переделать и перевоспитать. Хорошо нам с ней было только когда между нами была дистанция.

«Надеюсь, что у нее все хорошо с ее онкологией и нет рецидива».

Я вспомнил, как она читала мне морали и улыбнулся:

«Просто она такой человек. Ничего уже с этим не поделаешь, и нужно просто смириться и перестать защищаться.

Я же знаю, что она все равно любит меня таким, какой я есть, и переживает».

— Каково это второй раз ждать сына с войны? — проснулся вояка. — Пожалел бы мать.

— Кто бы говорил? — ответил гражданский. — Это благодаря тебе я тут.

— А я не про это. Мать у нас из многодетной семьи. Там же одиннадцать детей было. Откуда у нее навыки разводить твои психологические сопли? Там выживать нужно было, а не чувства на кулак наматывать.

— Это все понятно и проговорено все на бесконечных сессиях у психотерапевта. Но тепла-то хочется.

— Сам теперь себе тепло оказывай. Ты же немаленький.

Все ждешь, чтобы она заговорила на иностранном языке.

Как могла, так и воспитывала. Что могла, то и дала. С голоду не пух? Нет. Жить было где? Было. И вещи какие-никакие были.

— Ладно. Может, ты и прав. Да и кто его знает, вернусь я или нет.

— Ты как хочешь, а я умирать тут не собираюсь, — сурово пресек меня внутренний Чапаев. — Ты вон лучше, что-то хорошее вспомни. Пацанов, которые, наверное, помнят о тебе, девчонок…

Я вырос в то время, когда слово Бог и религия только возвращались в обиход народа после семидесяти лет гонений. Первые мои ассоциации, хоть как-то отсылающие к мистическим силам, были связанным с мифами древней Греции и мультфильмом про возвращение Одиссея. Для меня понятие Бога навсегда сроднилось с мудрым старцем, который рассказывал двум мальчикам о далеких странах и давал им мудрые советы про то, как стоит прожить свою жизнь.

В процессе жизни у меня сформировалась своя концепция понимания Бога, к которой я привык мысленно обращаться в трудные минуты. Тут, ежедневно рискуя жизнью и здоровьем, мне не о чем было Его спрашивать… Здесь можно быть только благодарить за каждый прожитый день и надеяться, что будет следующий. Я просил Его быть полезным для людей, которые рядом. Родина, патриотизм… это сильно высокие и обезличенные слова, за которыми может скрываться все, что угодно. Здесь для меня Родиной были те, кто воевал со мной рядом. Точно так же, как когда-то в Чечне моей Родиной были пятнадцать человек моего взвода, с которыми я бегал по горам.

— Деду тоже, знаешь, непросто было, наверное, как и всем, кто воевал в Великую Отечественную и чью память нам нельзя предать, променяв на шмотки и машины хорошие, — напомнил вояка.

— Четыре года он по окопам пролазил. Как он это выдержал?

— Ни бронежилета тебе, ни гранатомета.

— Прошел в составе Второго Украинского фронта до самого логова нацистов и вернулся домой.

Эти размышления являлись для меня самым главным ресурсом, который позволял мне наполняться психологически и морально. В этих образах, конкретных людях, родителях, моих сослуживцах спецназа ГРУ и тех, с кем судьба свела меня здесь, и заключалась моя Родина. Все то, что мне рассказывал отец, все мои детские воспоминания, герои книг и фильмов, которые я смотрел и брал для себя как образец для подражания. Патриотизму нельзя научить… Как нельзя научить любви. Здоровой любовью можно любить только то, что дает тебе такую же любовь и заботу. И вкладывать свои силы и эмоции можно только в то, во что ты веришь и что хотел бы сделать лучше.

Контратака

«Si vis pacem, para bellum». «Хочешь мира, готовься к войне». Это выражение принадлежит римскому историку Корнелию Непоту, который приписывал его фиванскому полководцу Эпаминонду. Он убеждал граждан Фив не поддаваться на уговоры о мире, чтобы не попасть в рабство. Позднее римский писатель Флавий Вегеций произнес похожую фразу, которая тоже вошла в историю: «Qui desiderat pacem, praeparet bellum» — «Кто желает мира, готовит войну»!

На войне недостаточно захватить позиции. Захваченные позиции необходимо удержать. Все войны — это непрерывная череда завоеваний и удержаний земель. Какую бы мы ни взяли империю, которая вела завоевательные войны, первым делом, что она делала, пыталась насадить свою власть, завоевать доверие проживающего народа, или уничтожала тех, кто этому активно противился.

Захватив «Остров», мы ждали ответных действий со стороны украинских военных. Самой сложной позицией являлась газовая заправка, которая была недостаточно оборудована для обороны. Помимо этого, в ста метрах от нее находился мощный укреп — «Соляная база». Рыть окопы под самым носом у ВСУшников было невозможно, поэтому бойцы «Абакана» закрепились в трех бетонных гаражах, которые были в ста метрах от заправки и позволяли простреливать ее территорию. Эту позицию, как и всю площадь «Острова», нещадно засыпали минометами.

— «Абакан» — «Констеблю»? Рома держите эти гаражи. Обязательно, чтобы постоянно кто-то был на фишке!

— Один человек всегда тут, а остальные в гараже, в смотровой яме прячутся. Сильно кроют очень. «Сто двадцатыми» крышу пробило в одном гараже. Хорошо, что мы в другом были — так бы завалило нахер.

— Ночью ставь с «ночниками» пару человек — пусть смотрят. Нам никак нельзя оттуда уйти.

— Я ставлю. Все делаем, как положено. Мины, которые вчера прислал, уже поставили. И по фронту, и с