это, конечно, останется строго между нами… но вы действительно считаете, что капитан фон Кляйн способен справиться со сложившейся ситуацией? То есть я хочу сказать… не думаете ли вы, что другой человек мог бы достичь более удовлетворительного результата?

А-а! Есть! Смотри-ка, как он покраснел, какая злость вспыхнула на загорелых щечках. В первый раз преимущество было на стороне Германа Флейшера.

– Комиссар Флейшер, – начал Кайлер, говорил он тихо, но, прислушиваясь к его интонациям, Герман так и ликовал. – Капитан фон Кляйн, под командой которого мне выпала честь служить, самый опытный, искусный и смелый офицер. Более того, он еще и джентльмен.

– И что? – хмыкнул Герман. – Тогда зачем этот образец совершенства прячет свою простреленную задницу в дельте Руфиджи? – Он откинул назад голову и торжествующе загоготал во все горло.

– В другое время и при других обстоятельствах я попросил бы вас взять свои слова обратно.

Кайлер повернулся и пошел к передним поручням. Он стоял, глядя вперед, а катер, попыхивая, преодолел еще один поворот, за которым открылась все та же безотрадная перспектива темной воды и мангрового леса.

– Вот перед вами и «Блюхер», – сказал Кайлер, не поворачивая головы.

Но, кроме гладкой водной поверхности и мангровых деревьев, раскинувших плотные, кудрявые верхушки над поднимающимся горбом берегом, впереди ничего не было видно. Пухленькое смеющееся лицо Германа превратилось в застывшую маску, глазки в поисках крейсера забегали, улыбочка превратилась в оскал: он решил, что лейтенант его дразнит. На якоре в этом русле никакого военного крейсера определенно нет.

– Лейтенант… – сердито начал было Флейшер, но тут же умолк.

Высокое место суши было разделено узкой протокой, шириной не более сотни ярдов, огороженной с двух сторон мангровым лесом и перекрытой хаотично наваленной грудой растительности. Ничего не понимая, он уставился на это место, но вдруг разглядел сетку, утыканную ветками мангровых зарослей, а под ней неясные очертания орудийных башен и палубных надстроек.

Маскировка была устроена с замечательным искусством. С расстояния в три сотни ярдов «Блюхер» был совершенно невидим.

51

Пузырьки поднимались вверх так медленно, словно эта темная вода была густа, как разогретый мед. Но, достигнув поверхности, как в кипящей кастрюле, сразу лопались. Перегнувшись через перила носовой палубы «Блюхера», капитан фон Кляйн вглядывался в происходящее внизу движение с сосредоточенностью человека, который пытается увидеть в зеркале темных вод реки Руфиджи свое будущее. Вот уже два часа он стоял и чего-то ждал, молча посасывая одну за другой небольшие, черные сигары, время от времени встряхиваясь и принимая более удобную позу.

Тело его сейчас отдыхало, зато мозг напряженно работал, без конца перебирая в уме планы приготовлений к дальнейшему походу. Собственно, сами планы были уже составлены, он просто мысленно их перебирал и никаких упущений не находил.

Он уже выслал шлюпку с шестью матросами за пятнадцать миль вниз по течению к самому входу в дельту. Они выбрали местечко повыше над протокой, разбили там лагерь и установили наблюдение, не подходит ли британская эскадра, намереваясь блокировать выход в открытое море.

Перед тем как подниматься вверх по течению, команда «Блюхера» оставила за собой заграждение из последних оставшихся у них шаровидных, рогатых мин. И теперь ни один британский корабль не сможет пройти к ним.

Возможность нападения с суши была маловероятна, тем не менее фон Кляйн и вокруг крейсера устроил систему обороны. Половина личного состава экипажа была сейчас на берегу, они натягивали сетки на всех возможных путях подхода. В мангровых зарослях были прорублены сектора обстрела, и в каждом выставлен пулемет «максим». Были выстроены и укомплектованы личным составом грубые защитные сооружения из земли и древесных стволов, выкопаны ходы сообщения, так что к обороне он подготовился.

После долгих споров с начальником медицинской службы фон Кляйн отдал ряд приказов, направленных на охрану здоровья своих подчиненных. Они касались очистки воды, организации туалетов и удаления отходов, ежедневной раздачи по пять таблеток хинина на человека и еще пятидесяти других мер предосторожности, направленных на защиту здоровья и морального духа личного состава.

Фон Кляйн приказал провести инвентаризацию запасов еды и материальных средств и был доволен тем, что при разумной экономии они смогут продержаться еще не менее четырех месяцев. А впоследствии можно будет перейти к ловле рыбы, охоте и другим способам добывания пищи.

Он отправил Кайлера вверх по течению, чтобы тот вступил в контакт с германским комиссаром и обратился к нему с просьбой о сотрудничестве.

Четыре дня ушло на то, чтобы как следует замаскировать стоящий на якоре крейсер, оборудовать на передней палубе под солнцем мастерскую, чтобы технические специалисты могли работать с относительными удобствами. И теперь наконец они приступили к полной оценке подводных повреждений «Блюхера».

За спиной он услышал, как старшина отдает приказ подчиненным, работающим с домкратом:

– Так, давай поднимай, только не торопись, медленно.

Завелся небольшой вспомогательный двигатель, и домкрат, журча и жалобно попискивая, включился в работу. Облокотившийся о перила фон Кляйн пошевелился и снова полностью сосредоточил внимание на том, что происходит внизу, под водой.

Из воды равномерно выбрали прочный трос и трубку подачи воздуха, поверхность ее всколыхнулась, из нее показался шлем водолаза, потом водолаза вытащили целиком, и он на тросе повис в воздухе в черном резиновом, блестящем от влаги скафандре, в шлеме с тремя схваченными медными кольцами иллюминаторами, похожими на огромные глаза какого-то страшного морского чудища. Наконец водолаза подняли на борт и опустили на палубу.

К нему поспешили двое матросов, отвинтили болты на шее, сняли тяжелый шлем, под которым оказалась голова начальника службы спасательно-восстановительных работ Лохткампера. Вечно озабоченное лицо, плоское и морщинистое, как у бульдога, казалось еще более озабоченным благодаря прорезавшей нахмуренный лоб морщине. Он посмотрел на своего капитана и тихо покачал головой.

– Когда будете готовы, зайдите ко мне в каюту, – сказал фон Кляйн и отправился к себе.

– Рюмочку коньяка? – предложил фон Кляйн.

– Не откажусь, – отозвался Лохткампер.

В этой изящно обставленной каюте он явно смотрелся не на своем месте. У него были большие руки с исцарапанными пальцами, в кожу которых, казалось, навсегда въелись машинное масло и грязь, и распухшими от постоянной работы с металлом костяшками. Когда он по приглашению капитана сел в кресло, стало казаться, что коленок на его ногах больше, чем надо.

– Итак, – начал фон Кляйн.

Лохткампер стал докладывать. Он говорил минут десять, фон Кляйн внимательно слушал, стараясь продраться сквозь лабиринт технических терминов, среди которых то и дело ни к селу ни к городу проскакивала причудливая непристойная брань. В моменты особенно глубокой сосредоточенности Лохткампер прибегал к площадным идиомам своего родного