своими мудрыми советами, а царицу Астарту — своей внешностью; она влюбляется в него; он бежит в далекий город. По дороге он видит, как мужчина избивает женщину; он храбро отвечает на ее крики о помощи; он вмешивается, подвергается убийственному нападению и убивает мужчину; женщина гневается на него за то, что он убил ее возлюбленного. Задиг идет дальше, и его продают в рабство…. Задиг «тогда представил себе людей такими, какие они есть на самом деле, — насекомыми, пожирающими друг друга на капле грязи».

Философ Мемнон рассказал историю о человеке, которому «однажды пришла в голову безумная идея стать полностью разумным». Он оказывается в безнадежном и осажденном меньшинстве, сталкивается с сотней бедствий и решает, что Земля — это приют для умалишенных, в который другие планеты депортируют своих сумасшедших.

Путешествия Скарментадо переносят молодого критянина в страну за страной, открывая ему все новые и новые просторы фанатизма, сутяжничества, жестокости и невежества. Во Франции провинции опустошены религиозными войнами, в Англии королева Мария сожгла пятьсот протестантов, в Испании жители со смаком вдыхают запах жареных еретиков. В Турции Скарментадо едва избегает обрезания; в Персии он оказывается втянут в конфликт между сектами сунна и шиизм; в Китае иезуиты осуждают его как выдающегося доминиканца. Наконец он возвращается на Крит. «Поскольку теперь я видел все, что было редкого, хорошего и прекрасного на земле, я решил в будущем не видеть ничего, кроме своего собственного дома. Я взял жену и вскоре заподозрил, что она меня обманывает; но, несмотря на эти сомнения, я все же нашел, что из всех условий жизни это было самым счастливым».

В «Микромегасе» развиваются идеи относительности, использованные Свифтом в «Путешествиях Лемюэля Гулливера». «Мистер Микромегас, как и подобает жителю великой звезды Сириус, имеет рост 120 тысяч королевских футов и пятьдесят тысяч в талии; длина его носа от форштевня до кормы составляет 6333 фута. На 670-м году жизни он отправляется в путешествие, чтобы отшлифовать свое образование. Блуждая по космосу, он останавливается на планете Сатурн; он смеется над карликовым ростом ее жителей — всего шесть тысяч футов или около того — и удивляется, как эти обездоленные сатурнианцы, обладающие всего семьюдесятью двумя чувствами, могут познать реальность. «До какого возраста вы обычно доживаете?» — спрашивает он одного из жителей. «Увы, — плачет сатурнианин, — немногие, очень немногие на этом земном шаре переживут пятьсот оборотов вокруг Солнца [это, по нашему летоисчислению, около пятнадцати тысяч лет]. Так что, как видите, мы в некотором роде начинаем умирать в тот самый момент, когда появляемся на свет…. Мало ли чему мы научимся, когда смерть вмешивается прежде, чем мы сможем извлечь пользу из опыта». Сирианец приглашает сатурнианца присоединиться к нему и посетить другие звезды. Они натыкаются на планету Земля; сирианец мочит ноги, сатурнианец едва не тонет, пока они идут по Средиземному морю. Достигнув почвы, они видят массы крошечных жителей, которые с большим воодушевлением передвигаются по ней. Когда сирианец обнаруживает, что сто тысяч этих землян, покрытых шапками, убивают или будут убиты таким же количеством, покрытым тюрбанами, в споре [Крестовые походы] из-за «жалкого кротовинного холмика [Палестины] длиной не более его пятки», он возмущенно восклицает: «Негодяи!.. Я не прочь сделать два-три шага и растоптать под ногами все гнездо таких нелепых убийц».

Все это было в общем и целом, и могло бы пройти без шума. Но в 1748 году Вольтер взбудоражил парижские ветры небольшим памфлетом под названием «Голос мудреца и народа», в котором нападал на французскую церковь в очень чувствительной точке — ее собственности. «Во Франции, где разум с каждым днем становится все более развитым, разум учит нас, что церковь должна участвовать в расходах нации пропорционально своим доходам и что орган, призванный учить справедливости, должен начинать с того, чтобы быть ее примером». Он утверждал, что монастыри растрачивают человеческое семя и ресурсы земли в пустой праздности. Он обвинял «суеверие» в убийстве правителей и пролитии потоков крови в гонениях и войнах и напоминал государям, что ни один философ никогда не поднимал руку на своего короля. Если бы короли объединились с разумом и отреклись от суеверий, насколько счастливее был бы мир! Редко когда столь короткое эссе вызывало столь продолжительную бурю. В ответ анонимному «Мудрецу» было опубликовано пятнадцать контрголосов.

Во время спячки Вольтера в Ссо мадам дю Шатле оплатила свои игорные долги и утихомирила негодование победителей по поводу описания их Вольтером. Она вернула его в Париж, где он руководил публикацией своих новелл. Тем не менее, чувствуя себя неуютно, он счел разумным принять приглашение Станисласа Лещинского посетить его двор в Люневиле — в восемнадцати милях от Нанси, столицы Лотарингии. После утомительного путешествия уставшие влюбленные добрались до Люневиля (1748), а через две недели письмо от д'Аржанталя сообщило Вольтеру, что актеры Комедии-Франсез готовы приступить к репетиции его пьесы «Семирамида» и нуждаются в том, чтобы он подсказал им, как интерпретировать его реплики. Эта пьеса много значила для него. Помпадур, по доброте своей грешной души, вернула на сцену обедневшего Кребийона-отца и дала повод для оваций; Мариво осмелился поставить драмы старика выше драм Вольтера; тонкокожий поэт решил доказать свое превосходство, написав пьесы на те же темы, что и Кребийон. Поэтому он поспешил вернуться в Париж, оставив Эмилию в опасной свободе в Люневиле, и 29 августа 1748 года состоялась успешная премьера «Семирамиды». После второго представления он поспешил замаскироваться в кафе «Прокоп» и выслушал отзывы тех, кто видел его пьесу. Среди них были как благоприятные, которые он принял как должное, так и неблагоприятные, которые причиняли ему еще большую боль, поскольку он вынужден был молча терпеть их. Критика помогла ему переработать пьесу, она хорошо пошла, и теперь она входит в число его лучших произведений.

Он поспешно вернулся через сентябрьские бури через пол-Франции в Люневиль, едва не погибнув по дороге в Шалоне. Когда Фредерик призвал его продолжить путь в Потсдам, он оправдывался тем, что из-за болезни потерял половину слуха и несколько зубов, так что в Берлин ему придется везти просто труп. Фридрих ответил на это: «Приезжайте без зубов, без ушей, если не можете иначе, лишь бы с вами было то неопределенное, что заставляет вас думать и так прекрасно вас вдохновляет». Вольтер решил остаться с Эмилией.