В последний раз Аня увидела лицо Берит, когда в кузов заходил Лукас. Солдаты прикрыли за ним дверь, и транспортник тронулся. Их везли в сторону посёлка, из которого Аня сбежала через канализацию. Там, на возвышении, находился их особняк. Не сказать, чтобы она сильно по нему скучала, но чего ей порой не хватало, так это личной ванной.

– Берит сказала, что не отдаст вторую дочь. Расскажешь, что случилось с твоей сестрой? – спросила Аня у Лукаса. Солдаты в серых униформах по обеим сторонам делали вид, что их не существует. Они перешёптывались между собой, делились жвачками.

– Я тебе не рассказывал, но у меня уже была сестра, Ханна, – ответил Лукас.

– Рассказывал, но когда я спросила про неё, ты не ответил.

Воспоминания заставили его улететь вдаль. Он больше не находился в этой машине, он плавал в пучине пространства и времени, а глаза его глядели в далёкие времена детства. Лукас улыбался, видно было, насколько счастливые к нему явились воспоминания.

– У меня была сестра-близнец, мы были очень дружны: всё детство провели вместе.

– Где она сейчас?

– Там, где всегда тепло и уютно. Видишь мои ноги? – спросил он. – Меня лишь слегка задело, а ей не повезло.

Впервые Лукас рассказывал правду о том, как потерял ноги. Аня много раз задавала ему этот вопрос, и каждый раз он выдумывал что-то новое и нелепое.

– Она была солдатом, таким же, как я, таким же, как наш отец. Мы проезжали Западные Гаты в Индии, и грузовик попал на мину. Это было самое начало войны, и тогда никто не ожидал, что начнутся реальные боевые действия. Для многих это был обыкновенный голодный бунт, спонтанный и неэффективный.

– Что было дальше? – спросила Аня.

– Когда? – удивился Лукас. Он словно забыл, о чём они говорили.

– Как ты выбрался?

– Я и не выбирался – попал в плен, и всё, конец моим приключениям. Генерал Серадж свозил всех пленных в специальный лагерь в Карнатаке. Там я и просидел до конца войны, обжираясь консервами.

– А Ханна?

– Я видел её в последний раз прямо перед взрывом. Она, как обычно, строила мне дурацкие рожи. Вилфрид, наш сержант, был безумно в неё влюблён и после взрыва пытался её вытащить, но не смог. Она…

Лукас собирался рассказать больше подробностей, но передумал.

– Когда мы уезжали в Индию, в восемьдесят девятом, также говорили маме, что всё будет хорошо, – продолжил он. – Вот почему сегодня она не поверила нашим словам.

С самой первой встречи Берит относилась к Ане с невероятной теплотой. Аня не ожидала, что посторонний человек отнесётся к ней так хорошо. Во время богатой жизни она с семьёй часто путешествовала и встречала людей всех стран мира. Большинство из них не обращали на неё никакого внимания, пока она не начинала делать покупки. Вместе с Лилией они называли такое поведение «покупка вежливости». Стоило ей зайти в ресторан или бутик модной одежды, примерить дорогую шляпу, как консультант тут же расплывался в улыбке. Пока она приносила ему комиссионные, он был её близким другом. Мог выслушать и дать совет.

Только пожив в семье Берит, Аня поняла, насколько была слепа в прошлой жизни. Она осознала, что у неё нет настоящих друзей. Только те, что жмутся к ней из-за её состояния. У неё были подруги в кружке по рисованию и пара ребят с фермы, вместе с которыми она каталась на лошадях каждую неделю. Теперь же она задумалась, стали бы они дружить с ней, не будь у неё денег?

Лукас понятия не имел о её состоянии. И Берит приняла её как родную дочь, ничего не прося взамен.

– А твой отец? – спросила Аня.

– Что с ним? – не понял Лукас.

– Он ведь недолюбливал меня первые недели. Смотрел так, будто я енот, забравшийся в дом.

– Всё по той же причине. Ханна умерла, и он запер все чувства в себе. Можешь считать, что мужчины странные, но некоторые именно так реагируют на боль: вместо того чтобы разобраться в себе, просто игнорируют всё негативное. Чем больше тебя любит Берит, тем больше он винит себя. Ты освежаешь его воспоминания и этим неосознанно делаешь больно.

– Его нетрудно понять, – заметила Аня. – Не хочу даже представлять, что погибнет кто-то из моих близких.

Тем временем бронированный транспортник выезжал из города и направлялся к посёлку на возвышенности. В этом месте уровень городского шума снижался вполовину, но не исчезал. Только удалившись на некоторое расстояние, можно было понять, как сильно уставали уши в городе.

Вскоре они остановились у контрольно-пропускного пункта посёлка, где машина прошла короткую проверку. А затем у пункта назначения.

Бронированная дверь открылась, и по ту сторону показался один из военных в серой форме.

– Выходим! – приказал он, и Аня приготовилась увидеть особняк Тауэра. Именно он был основателем коалиции тхари, значит, именно к нему их должны были привезти.

Однако, выйдя на улицу, она увидела совершенно другой дом: перед ней находилась лужайка и территория семьи Уэбстер. Это была третья богатейшая семья после Келвинов и Тауэров. В отдалении стояло их имение: трёхэтажное здание белого и розового цветов, похожее на замок куклы Барби. Лилия однажды сказала, что Оскара Уэбстера в молодости похитили и держали в плену несколько месяцев в тёмном подвале. С тех пор он избегает любых тёмных оттенков в интерьере и ненавидит замкнутые помещения.

Особняк перед Лукасом и Аней пестрел светлыми тонами, а на самом верху находился стеклянный купол, похожий на шарообразные марсианские фермы. В этом месте находилась спальня Оскара. Уже много лет он мог спать только под открытым небом.

Один из солдат толкнул Аню и Лукаса в спину, чтобы они шли вперёд. На пути к особняку, под тенью карибской сосны, стояли двое: невероятно сутулый старик под сотню лет и девушка. Старика Аня видела впервые, а девушку узнала. Это была Оливия Уэбстер, внучка Оскара и самая младшая в их семье: ей было около восемнадцати.

Не успела Аня к ним подойти, как Оливия заговорила.

– Что это на тебе надето? – спросила она с отвращением. – Это мужская одежда?

На Ане действительно была одежда наполовину из гардероба Лукаса и наполовину из дешёвого магазина, где предметы одежды продают на развес.

Сама Оливия оделась элегантно, как всегда: в тускло-зелёную майку с длинным рукавом и высоким воротником, контрастирующим с чёрными штанами в клетку. Длинные светлые волосы спадали на плечи, голубые глаза хищно блестели. Оливия всегда производила впечатление человека, готового броситься вперёд и растерзать того, кто посмел усомниться в её вкусе.

Она была лучшей подругой Лилии и одновременно боролась с ней за звание самой модной девушки в мире. И поскольку семья Уэбстер владела корпорацией «Сенсент», выпускающей одежду по всему миру, Оливия всегда была на гребне моды. Она задавала тренды. Аня много раз ставила под сомнение это глупое соревнование в моде, но Лилия неизменно отвечала: «Это моё хобби».

– Пойдём, чучело, – сказала Оливия. – Оскар тебя заждался.

– Я не чучело, – возразила Аня. – Я одеваюсь так, как хочу.

– Конечно.

Они направились не к дому, а к беседке в стороне от него. Там в тени сидел глава их семьи: бледный, темноволосый и худой, как смерть. Его яркая жёлтая футболка и голубые штаны контрастировали с деловыми костюмами окружающих его людей. Среди них были телохранители, советники, юристы, нотариусы, больше двадцати человек сидели рядом. Они о чём-то спорили, пока он попивал манговый фреш через трубочку и с отсутствующим видом смотрел на деревья перед ним.

Телохранители обыскали сначала Аню, а затем Лукаса, прежде чем позволили им подойти ближе.

– Моя дорогая сестрица, – произнёс Оскар, не выпуская трубочки изо рта. Ему не было никакого дела до происходящего.

Елизавета Келвин в девичестве носила фамилию Уэбстер. Она была сестрой Томаса Уэбстера, отца Оскара, поэтому Аня приходилась ему двоюродной сестрой. Однако никакой теплоты между их семьями не было. Скорее напряжение.

– А где Тауэр? – спросила Аня. – Я думала, нас отвезут к нему.

– Тауэра похитили, – ответил Оскар. Он всегда говорил