Шрифт:
Закладка:
И все же правый фланг русского Северо-Западного фронта отступал.
Вдохновленное своими успехами, немецкое командование решило разом покончить со всеми русскими войсками в Польше и начало стремительное наступление в районе города Августов. Над тремя русскими корпусами нависла угроза окружения.
Февраль 1915 года. Польша
Поздним вечером солдаты 256-го Елисаветградского пехотного полка занимали неглубокие окопы, вырытые в лесу вдоль шоссейной дороги. Пытаясь спастись от пронизывающего холода, многие поверх шинелей напяливали тулупы, но это мало помогало. Прислушиваясь к дальнему грохоту пушек, уныло переговаривались:
– Окружил нас немец, как пить дать…
– Верно, братцы, гибель нам всем…
– Может, прорвемся…
– Куда там, ляжем здесь, и хоронить некому будет!
Наконец разговоры стихли. Солдаты, кое-как устроившись в окопах, спали. Малиновский дежурил у пулемета. Взошла луна. Канонада отдавалась в лесу жутким эхом. Вдруг послышался шорох – кто-то осторожно пробирался вдоль окопов. Родион хотел поднять тревогу, но тут же услышал торопливый шепот:
– Родион, это я, Петька, не пужайся.
Петька уселся рядом с Родионом, достал из-за пазухи истрепанную тетрадь, из кармана – огрызок карандаша и с готовностью уставился на друга:
– Ну что, давай?
– Чего?
– Как чего? Сегодня среда, забыл, что ли? А по средам у нас это, как его, чистое писание.
Родиону стало смешно.
– Не «чистое писание», а «чистописание», балда. Да как ты писать собираешься? Темнотища…
– Не, сегодня ничего, – оглянулся Петька. – Вон как луна шпарит. Наш унтер так и сказал: «светло, хоть пиши», я и прибег. Давай диктуй…
Петька пристроил тетрадку на бруствере окопа, Родион шепотом начал:
– «Белеет парус одинокий в тумане моря голубом…» Написал?
– Щас… мо-ря го-лу-бом. Написал.
Родион напряженно вглядывался в темноту поверх щитка пулемета. Вроде что-то колышется, какие-то тени на шоссе. Или показалось?
– Глянь, Петька, что это?
– Щас… – Петька старательно царапал карандашом по бумаге. – «Гля-янь, Петь-ка, што…»
И в этот момент Родион ясно различил колонну кавалеристов, тихо идущих по шоссе. Он взялся за пулемет.
– Написал! – поднял голову Петька. – Эй, ты чо?!!
Родион открыл огонь. Валились соломенными кулями всадники в высоких шапках, кони бились в предсмертных судорогах. Крики погибающих, визг и храп лошадей… Сжав зубы, вцепившись мертвой хваткой в рукоятки пулемета, Малиновский строчил до тех пор, пока не услышал винтовочные выстрелы из окопа – его поддержали огнем вскочившие по тревоге солдаты.
Когда все было кончено, Родион и Петька опасливо выбрались на дорогу. Она была завалена трупами. На шапках мертвецов красовалась эмблема – череп и кости.
Кто-то рядом сказал:
– «Гусары смерти»! Родион, ты ж нас всех спас! Понимаешь ты это?
Солдаты вылезали из окопа, наперебой обнимали Малиновского, хлопали его по плечам. А он боялся открыть рот, чтобы не стошнило, – к горлу подступала тяжелая дурнота.
Корпус, в котором служил Малиновский, сумел вырваться из немецких «клещей». Родион был представлен к награде – Георгиевскому кресту. Но начальник пулеметной команды, к которому Малиновский когда-то отказался пойти в денщики, вычеркнул его из наградного списка. Родион узнает об этом гораздо позже, как и о том, что в Августовских лесах один русский корпус все же остался в кольце.
20-й корпус генерала Павла Булгакова не успел прорваться к своим. У бойцов заканчивались боеприпасы и продовольствие, но они продолжали сражаться. В штабе армии об этом не знали, считая корпус Булгакова уничтоженным.
Вечером 20 февраля в штаб к генералу Сиверсу явился 13-летний доброволец Миша Власов, посланный Булгаковым с просьбой о помощи. Сиверс принял решение: на следующий день всеми силами идти на выручку. Но известить об этом окруженных не удалось. Не зная, что помощь близка, корпус Булгакова, продержавшийся в кромешном аду 10 дней, сложил оружие всего за день до наступления Сиверса. В плен попали около 20 тысяч человек.
Но героическое сопротивление 20-го корпуса приостановило наступление 10-й и 8-й немецких армий. Попытка овладеть крепостью Осовец была сорвана. Германские войска, понеся большие потери и не решив поставленной перед ними задачи, все же попытались переломить ситуацию, замкнув «клещи» на севере, у города Пра́сныш (ныне – Пшасныш).
Польша, Прасныш
Солдаты лейб-гвардии Конного полка готовились к предстоящей операции – затягивали подпруги, проверяли карабины и шашки.
– А кто в разведку поведет?
– Врангель.
– Ишь ты! Ну, будет дело…
Врангель во главе конного отряда прошел через негустой хвойный лес. Недалеко от опушки остановился, долго смотрел в бинокль, чего-то ждал. Наконец между деревьев, пригибаясь, как под обстрелом, показался его ординарец. Добежав до Врангеля, козырнул, открыл было рот… Врангель тут же приложил палец к губам. Ординарец кивнул и зашептал:
– Впереди мост… немцев мало…
Барон жестом подозвал еще двух офицеров. Они шепотом посовещались и быстро ушли к своим солдатам. Гвардейцы спешились. Тихо вели в поводу коней, поглаживая им морды, чтобы не ржали. Добравшись до опушки леса, где деревья поредели, снова сели в седла. Врангель напряженно наблюдал за мостом. Дождался, когда начнется смена часовых, и махнул рукой. Вихрем вылетев из леса, конногвардейцы порубили часовых и заняли мост без единого выстрела.
Барон подозвал ординарца:
– Скачи к командиру, доложи: мы заняли переправу!
27 февраля германские корпуса были выбиты из Прасныша, потеряв до 10 тысяч солдат пленными. 2 марта русские 1-я, 12-я и 10-я армии перешли в наступление. За эту операцию Петр Николаевич Врангель был удостоен Георгиевского оружия. Его слава удачливого лихого кавалериста возросла многократно.
Окружить армию Сиверса немцам не удалось, и стратегически Германия не выиграла ничего. Ожесточенные бои продолжались по всему Восточному фронту, куда переместился главный театр военных действий.
Великие европейские державы безнадежно завязли в великой европейской войне. И это оказалось весьма на руку азиатской державе, которая давно собиралась восстановить и преумножить свое былое величие, – Османской империи.
Апрель 1915 года. Закавказье, Восточная Армения
Кубанские казаки, еще в зимней экипировке, пробирались через заснеженный перевал. Проводниками были армянские дружинники.
– Вот тебе и весна, – сокрушался казак с лычками хорунжего. – А летом здесь как, снегу по шею? Али только по колено? Слышь, Аршак? Нежарко в твоих краях, а?
Обмотанный пулеметными лентами дружинник Аршак белозубо улыбнулся:
– Э-э-э, Петрович, зачем так? Перевал прошли, скоро в долину спустимся. Снега
