для своей трусости»[249]. Продолжая свою мысль, Р. В. Иванов-Разумник утверждал, что «бывают эпохи, когда писатель не имеет права быть публицистом, ибо если можно сказать только полуправду, то она будет вреднее и постыднее полной лжи»; уж лучше, по мнению критика, не писать о современности вовсе, чем «монотонно расхваливать лицевую сторону медали, не имея возможности сказать хотя бы одно слово об оборотной стороне»[250]. В завершении речи максималист Р. В. Иванов-Разумник призывает А. Белого писать не «Ветер с Кавказа», а следующие тома романа «Москва», А. Н. Толстого — не «беспомощные публицистические статейки», а «Петра Первого», К. С. Петрова-Водкина — не «Смерть комиссара», а «превосходные свои натюрморты»[251].

Безусловно, данный призыв Р. В. Иванова-Разумника достоин наивысшей похвалы. Стоит, тем не менее, помнить, что время, на которое приходилась деятельность «скифов», было тяжелым. В эпоху репрессий каждый вырабатывал свой язык общения с миром. Правомерно ли упрекать К. С. Петрова-Водкина в распространении в своем художественном творчестве полуправды? Быть может… Однако эта полуправда весьма тесно граничила у него с «эзоповым языком».

В. Г. Белоус отмечает, что «скифские» идеи, «обращенные к смыслу и цели жизни и творчества, к судьбе человека в истории и современном мире, могли бы органично вписаться в пространство европейской мысли ХХ столетия, если бы не утвердившийся политический режим, положивший конец каким бы то ни было мировоззренческим исканиям»[252]. По мнению Э. Добрингер, вместе с Р. В. Ивановым-Разумником закончилась эпоха в русской духовной истории, которая была отмечена, прежде всего, верой в русский народ и надеждой на обновление посредством стихийных сил этого народа[253]. А С. Хоффман, говоря об Р. В Иванове-Разумнике и его организации, отмечает, что «скифство» всегда представляло собой скорее идеал, чем действительность[254]. Интересно замечание А. Гильднер о том, что «скифство» Р. В. Иванова-Разумника было чем-то вроде «мифа об искуплении, который, к сожалению, привел на практике к приспособлению»[255]. Здесь стоит, однако, помнить о максимализме, лежащем в основе взглядов как «скифства» вообще, так и Р. В. Иванова-Разумника в частности. С одной стороны, члены этого объединения поддерживали революцию, однако, с другой стороны, они также выступали против диктатуры большевиков всеми доступными им ненасильственными способами. Поэтому сегодня, по прошествии почти ста лет, следует быть очень осторожным, обвиняя «скифов» в приспособленчестве.

Подводя итог сказанному выше, хотелось бы отметить, что «скифское» движение, несмотря на довольно краткий временной промежуток своего существования, оказало огромное влияние на развитие культурного сознания не только своих современников, но и, хочется надеяться, последующих поколений. Идея противопоставления «скифа» — «мещанину», индивидуальной личности — толпе актуальна не только для ХХ века. Деятельность Вольфилы, представлявшая собой очаг свободомыслия в пространстве тоталитарного государства, являлась своеобразным глотком чистого воздуха для сотен людей, измученных тяготами послереволюционного времени и гражданской войны. Что касается К. С. Петрова-Водкина, то его творчество в пору интенсивного участия в «скифских» проектах, переживало период расцвета. В эти годы художником был создан ряд «программных» произведений, которые по сей день неоднозначно трактуются исследователями.

2.3. «Скифство» в творчестве К. С. Петрова-Водкина

К. С. Петров-Водкин был близко знаком с Р. В. Ивановым-Разумником и А. Белым, хорошо знал А. А. Блока. Не являясь одним из идеологов «скифства», он активно поддерживал это движение, идеи которого разделял. «Скифскую» идею синтеза народного и интеллигентского начал можно увидеть в концепции К. С. Петрова-Водкина о символических «художнике» и «рабочем», якобы присутствующих в каждом творческом человеке. Так, согласно данной концепции, «художник» отвечает за претворение вещей только чувствуемых в видимые, а «рабочий» — за претворение вещей видимых в необходимые для человека. «Художник проектирует, рабочий реализует проект. Не выше и не ниже одна другой обе эти способности человеческого духа, — утверждал К. С. Петров-Водкин. — Без рабочего — нет художника: неосуществленные грезы не достигают людей <…> Без художника рабочий — слепая сила, отрабатывающая сама себя, бесцельная как маховик (рабочий) без привода (художник)»[256].

В 1917 году К. С. Петров-Водкин оформил обложку и две марки для альманаха «Скифы». На обложке изображен обнаженный по пояс мужчина, держащий в руках ненатянутый лук и стрелу. Обнаженная женщина робко обнимает его за плечо, прячась за корпусом его мощного туловища. Стрелок и женщина возвышаются над объятыми пламенем архитектурными сооружениями, напоминающими арочно-сводчатые конструкции древнеримской архитектуры. Такое изображение должно недвусмысленно намекать читателю на скорый закат цивилизации и появление на ее обломках «нового человека». На одной из марок на фоне моря изображен обнаженный человек с копьем и щитом, убивающий морского змея. При взгляде на него, приходят на ум ассоциации с Гераклом, убивающим морское чудовище, а также сказания о Георгии Победоносце и Феодоре Стратилате, прославившихся в сходных ситуациях. Интересно, что змей, являясь с мифологической точки зрения хтоническим существом, олицетворявшим собой дикую природную мощь земли, может трактоваться в данном изображении как дикая, варварская, бесконтрольная сила, побеждаемая «новым человеком» — «скифом», сочетающим в себе не только азиатскую стихийность, но и рациональное европейское начало. На второй марке изображены две обнаженные человеческие фигуры, стоящие на холме, держась за руки в позе, напоминающей танец. Фоном для этих фигур является небо с расположенными на нем светилами:

звездами, планетами, луной и солнцем, а в самом верху, над пересекающей композицию по горизонтали надписью «Скифы» в треугольнике символически изображен глаз, очень напоминающий «всевидящее око» из созданной К. С. Петровым-Водкиным в 1910 году росписи на библейский сюжет о Каине и Авеле в храме Св. Василия в Овруче. Помимо переклички с ветхозаветным рассказом, можно закономерно предположить, что одна из фигур, более светлая, очевидно, символизирует день, другая, более темная, — ночь. Два времени суток, два жизненных начала представлены в гармонии друг с другом. В этой связи уместно вспомнить слова Н. А. Бердяева о том, что «день был временем исключительного преобладания мужской культуры», в то время как «ночь есть время, когда вступает в свои права и женская стихия»[257] и трактовать данные образы как взаимодействие мужского и женского начал.

Любопытно, что работа К. С. Петрова-Водкина по оформлению данного альманаха долгое время была обделена вниманием исследователей. Тем не менее, обложка и марки для альманаха «Скифы», выполненные К. С. Петровым-Водкиным, заслуживают особого исследовательского интереса.

Говоря о «скифских» образах в творчестве К. С. Петрова-Водкина, хочется упомянуть его живописную работу, представляющую собой «портрет писателей», выполненную художником по некоему заказу из Америки. Первоначально данный групповой портрет должен был включать фигуры писателей А. Белого, К. А. Федина, А. Н. Толстого и В. Я. Шишкова, с которыми К. С. Петров-Водкин сблизился во время проживания в Детском Селе. В 1933 году художник писал А. Белому: «Пишу Ваш портрет в группе случайно объединенных детскосельством <…>. Пишу всех по памяти (не считая набросков пустяковых), и в этом трудная и интересная задача»[258]. Над данной картиной, однако, художник работал довольно долго, часто переписывая ее.