В некоторых местах были схватки между христианами и евреями, магазины начали разбивать и грабить русские. Были убитые к раненые при подавлении этих беспорядков войсками. На улицах читаются об’явления особого комитета след, содержания: «От временного комитета при Одес. гор. думе: Граждане! Теперь, когда Россия пошла по пути к завоеванию свободы, необходимо соблюдать полное хладнокровие и предоставить комитету возможность выработать не позже сегодняшнего вечера, 18 окт., дальнейшие основания его деятельности. На след. же день все население всеми возможными способами будет оповещено об окончательной организации комитета и об осуществленных им мерах. Г. Одесса 18 окт. 4 ч. 15 мин. пополудни».

Везде слышатся возгласы, указывающие на неприязненное отношение к градонач. Нейдгарту.

Фабричные рабочие еврейских фабрик не работают; фабрики с русскими рабочими, кроме сахарного завода, работают. Настроение толп не свидетельствует об удовлетворенности.

С утра 19 числа, ко времени, назначенному для похорон из здания университ. клиники студента-еврея, стала стекаться еврейская толпа, преимущественно учащаяся молодежь, а также разного звания и пола сброд. Туда же направлялись русские рабочие пешком и на извозчиках с дубинами и кольями, толпа здесь достигла 10 тыс. чел. Здесь из университ. раздавалось еврейской толпе разное оружие, было разграблено евреями два оружейн. магазина: американский и Енча (по слухам, доставлялось туда оружие из думы). Вскоре здесь получилось известие, что где-то на Молдаванке идет бой между евреями и русскими. Бывшая здесь толпа разделилась, и часть ее пошла на Молдаванку, а другая осталась и вступила в бой с русскими. Похороны, таким образом, не состоялись. Тем временем русская часть, чернь, стала появляться большими толпами на улицах, а русские рабочие с образами, портретами государя и национальными флагами; взяв матросов с коммерческих судов, направились по улицам города. Командующий войсками разрешил дать этим русским патриотическим манифестантам хоры музыки, а войскам было отдано приказание не останавливать манифестантов и не употреблять против них оружие, пока они не начнут буйствовать и грабить.

Студенты, вооруженные револьверами, делали нападения на Базарный и Александровский участки, но были отражены войсками и собранными в участках городовыми.

Толпы русских на многих улицах разбивают окна в еврейских магазинах, выбрасывают товары и уносят. При чем некоторые разбивают — не грабят, а сзади их идут специальные грабители, среди которых много женщин. Тут же на улицах многие продают награбленное специалистам по покупке краденых вещей. Были случаи разбивания многих квартир в домах, при чем в большинстве случаев это происходило как бы в месть за то, что в толпы рабочих стреляли из окон и балконов этих домов евреи, куда направлялись выстрелы из войск. Войска едва успевают прибывать на места погромов, чтобы разгонять буянов, которые встречают солдат криками «ура» и расходятся, а по уходе войск вновь приступают и разбивают магазины и разграбляют их. Везде, где проезжает кавалерия, проходит пехота, идут буяны и даже одиночные лица русские, из окон и балконов домов следуют выстрелы в них, а также бросаются бомбы.

Отовсюду везут убитых и раненых, число которых не поддается регистрации, так как, кроме гор. больниц, везут в частные лечебницы, оставляют в домах и везут в клиники университета, который остается недоступным для администрации, несмотря на то, что, по слухам, там есть склад оружия и готовятся, будто бы, бомбы.

Ректор университета Занчевский и проф. Щепкин, явясь к градоначальнику, требовали разоружения полиции, говоря, что они поставят взамен ее милицию, и, получив отказ, заявили, что оставляют за собою право сделать это насилием. По некоторым улицам города были поставлены студенты, изображавшие милиционную охрану, как это они заявляли прохожим. Стало замечаться сильное возбуждение русских против евреев, которые, в свою очередь, с большим ожесточением преследуют русских, пользуясь всяким случаем сделать выстрел хотя бы по одиночно идущему человеку. Русские высказывают свою обиду на евреев за шествия их с красными флагами после об’явления высочайшего манифеста.

20 числа с утра на улицах евреев не видно. Ходят по улицам патриотические манифестанты, в которых, — а также и в войска, — бросают бомбы, стреляют из окон и балконов. После выпуска градоначальником об’явления, что если стрельба из домов не прекратится, то дома эти будут разрушены артиллерией, и когда артиллерия стала проезжать по улицам, — стрельба утихла.

В этот день, в виду многих разбитых квартир, стало в больницу поступать раненых значительно в большем % евреев, чем русских, тогда как 19 числа, по заявлению спрошенных мною врачей в больницах, русских раненых поступило 90 %, а евреев лишь 10 %; в последующие дни — наоборот.

21 числа с утра стали ходить большие толпы русских, которые разбивают магазины евреев, видимо, намеченные раньше, и уносят награбленное. Войска недостаточно энергично разгоняют грабителей, видимо, сочувствуя им. Я был свидетелем разграбления нескольких магазинов, при чем приехавшим для прекращения грабежа 7 казакам толпа прокричала «ура», но ни один казак не остановил ни одного грабителя и, разгоняя, делали толпу несколько реже. Но пока магазины не были окончательно разграблены, толпа не ушла, а затем переходила к след, магазинам, где происходило то же.

Выстрелы мало-по-малу редели, а к вечеру появились вагоны конки под охраной солдат.

В 12 час. ночи я по телефону вел переговоры с больницами о числе убитых и раненых, доставленных туда, при чем удалось установить, — и то приблизительно, — что всех раненых доставлено за все дни 905 чел., убитых же доставлено в еврейскую больницу 80 чел., в др. больницы убитые не доставлялись. Сколько всех убитых, мне даже приблизительно не удалось узнать, так как полиция и сама не знала, сколько убитых; можно тоже приблизительно узнать на кладбищах, что, вероятно, и сделает следственная уже власть. Вообще, насколько можно было узнать, убитых около 300 ч. русских и евреев.

Раненые есть тоже в частных лечебницах и по домам, но сколько их там — неизвестно.

Насколько беспорядки были во власти евреев, можно до некоторой степени судить по след. фактам. Огромный дом Баржанской на уг. Ришельевской и Полиц., где помещается вверенное мне управление, и дом, где живу я, на Полицейской № 22, через дом от управления, я взял лично под свою охрану. В еврейские квартиры этих домов переехали родственники квартирантов. 22 числа утром ко мне явился управляющий домом Баржанской благодарить меня от имени жильцов за избавление их от погрома; то же самое сделали и жильцы дома, где я живу.

Врач еврейской больницы в час ночи с 21 на 22-ое разговаривал со мною по телефону и сказал мне, что вчера администрация