– Вы на что намекаете? – оскорбилась Людмила. – Я, по-вашему, их топлю? Меня, если вы забыли, Мишка избил и пытался изнасиловать. Каким-то чудом мне удалось вырваться и затеряться в лесу! А в этот раз я услышала крик о помощи, бросилась в лес, спугнула его. Он в чащу помчался, да там и сгинул! Туда ему и дорога!

– Туда и дорога, – эхом повторил участковый. – А что ты в лесу делала?

– Так не в лесу же, – поправила Людмила. – По дороге я шла, домой из города возвращалась.

– В город за какой надобностью ездила?

– Дядь Володь, это допрос что ли? Меня в чем-то подозревают? По женским делам своим в больницу ездила, возраст уже такой, что надо диспансеризацию каждый год проходить.

– Ну извини, извини, – примирительно поднял руки участковый. – Это повезло Ирке, что ты там оказалась. Сейчас бы ее тело из болота доставали, если бы не ты.

“Если бы не Анфиса”, – подумала Людочка, но промолчала.

– Дядь Володь, а отец-то Гришкин не Мишка, случайно? Помните, вы мне говорили, хвалился он перед шпаной? Не Гришкину ли мать тогда он подловил?

Старик покрутил новую папироску в пожелтевших от табака пальцах и вздохнул.

– Похож, щенок, похож. Она не говорила, но по времени все сходится, да характер поганый, как и у того охламона. И взгляд у него был такой – ну точно Мишкин выродок! Ох, нехорошо так говорить, нехорошо.

– А еще ведь третий случай при вас был. Мне тогда лет пять было, тоже мужик утонул. Не знаете о нем ничего?

– У, чего вспомнила! Был такой, пьяница и дебошир. Тоже крови мне попортил! К Мишкиной мамке, кстати, частенько захаживал. Тайком, огородами да потемну. Малец, видать, у него и набрался окаянства. Но там другой случай – по пьяной лавочке утонул.

– А Мишке он не отец был?

– Да кто ж знает, свечку не держал. Может – отец, да только в документах никакого отца у него не было.

Участковый еще немного постоял на крыльце, докурил папироску, надел фуражку и вышел за ворота.

Иришка вышла из дома. Она уже не плакала.

– Ну как ты, солнышко?

Людмила Александровна положила руку ей на плечо и заглянула в лицо. Она на собственном опыте знала, как долго девочку будут мучить кошмарные сны, как она будет вздрагивать от воспоминаний и ненавидеть мужчин. Пройдет немало времени, прежде чем она оттает и сможет снова доверять.

– Я ее видела.

– Кого, милая? – замерла Людмила.

– Анфису, – спокойно пояснила Ирина. – Это она Гришку в болото утащила. Как он кричал! Вовек не забуду!

– Тебе померещилось, лапочка. Было темно, в лесу стоял туман, Григорий запнулся ногой о корягу и упал в топи, а выбраться не смог.

– Я не сошла с ума, – мрачно буркнула девочка. – Я видела девушку.

– Ты сильно напугалась, в голове все перемешалось. Я не говорю, что ты сумасшедшая, просто очень впечатлительная и ранимая. Ты увидела меня, туман, бегущего Гришу, игру света и тени в лесу. Все это наложилось на старую деревенскую страшилку про Анфису и барина, вот и…

– Я видела Анфису, – четко проговорила Иришка. – Но успокойтесь, я никому не скажу, что вы тоже ее видели. А вы видели. Вы разговаривали с ней.

Людмила Александровна опустила глаза.

Дома ее ждал муж. Он уже уложил девочек спать, и выслушал нехитрый рассказ Людочки, играя желваками.

– Вот ведь негодяй! Как таких земля только носит!

– Уже нет ему места на земле, – почти точно повторила она слова Анфисы.

– Хорошо, что ты рядом оказалась! Плохо, что меня там не было! Говорил я тебе – давай, встречу! Сейчас бы гаденыша этого под суд, да на зону, сетку-рабицу плести!

– Несовершеннолетний же, – вяло махнула рукой Людочка.

– Ничего, до суда как раз бы повзрослел! Ух, я его бы потрепал!

Супруг знал о том, что когда-то на Людмилу тоже напал хулиган. О том случае знала вся деревня – у слухов быстрые ноги. Сплетницы даже шептались, что успел Мишка осуществить задуманное, но муж точно знал, что это неправда. Людочка досталась ему невинной.

Даже если бы это было не так, то ничего бы не изменилось. Он любил свою жену и сделал бы все, чтобы ее защитить. В насилии был виноват только насильник. Только он. А уж никак не жертва, что бы там ни болтали злые языки.

Они немного помолчали.

– Знаешь, а я тут в архивах копался, – вдруг улыбнулся муж. – Помнишь, пару недель назад Пашка притащил свое “гинекологическое древо”?

– Генеалогическое, – поправила по своей учительской привычке Людмила Александровна.

– Да, да, его, родимое. Так вот, у него же там обнаружились графья да князья. Аристократом он оказался, прямо голубых кровей!

– Помню, – поморщилась Людочка. – Вранье сплошное! За деньги тебе и не такую бумажку нарисуют. Хоть внебрачным правнуком персидского падиша запишут, только кому это в Советском Союзе показывать будешь?

– Я тоже подумал, что брешет Пашка. Какой из него граф? Сопли рукавом вытирает, князь – ни дать, ни взять! А сам думаю, ну, надо и мне выяснить, вдруг, и мы благородных кровей, а не дворняжки какие.

– Выяснил? – усмехнулась Людочка. – Корону нести?

– Лучше! – широко улыбнулся муж. – Вся деревня – моя! Мой прапрапра… какой-то дед, я так и не понял – Федор Иванович! Помещик, которому раньше деревня принадлежала.

Людочка замерла.

– Он же… легенда? Деревенская байка?

– А вот и нет, – торжествующе произнес муж! – И вовсе не байка никакая. Ему и правда принадлежала вся деревня с крепостными. Потом их освободили, но сама деревня никуда не делась – вот она. Потом революция, документы сжигали, людям давали другие имена, творилась какая-то неразбериха.

– И как ты все это откопал? – онемевшими губами выдавила из себя Людмила. – Это же не точно? Ты мог ошибиться.

– Ошибки быть не может, я все перепроверил. Никому не расскажу, но буду знать, что все местные – мои крестьяне. А ты – барыня! Смешно же, правда?

Людочке было не смешно.

– Так ты – прямой потомок Федора Ивановича, который сгинул в Анфискином болоте?

– Да, так себе родство, конечно. Но предков не выбирают. К тому же, там могли приврать. Может, не было никакой Анфисы, а сочинили для красного словца. А вот Федор Иванович –