Со стороны дороги послышался какой-то шум, и она пошла дальше вглубь леса. Ей не нужна была компания.

– Помогите! – раздался девичий крик.

Людмила насторожилась.

Кто-то бежал в лес.

– Стой! Стой, сучка, а то хуже будет!

Этот голос был ей хорошо знаком. Гришка! Тот самый Гришка, который выпил не один литр ее крови, вымотал не один километр ее нервов. Сейчас этот Гришка гнался за девчонкой, которую Людмила Александровна тоже узнала, когда та в панике заскочила в лес и бросилась в чащу, не разбирая дороги.

Иришка – бывшая одноклассница Гришки, которую он донимал с первого класса. Умница, отличница, гордость школы, победительница районных олимпиад! Ее всегда аккуратное платье было разорвано от самого верха до подола.

Гришка, слегка прихрамывая, догонял ее, а девочка металась из стороны в сторону, не зная, где искать спасения.

Людмила Александровна решительно шагнула вперед. Она понимала, что силы даже их двоих не были равны против одного отвязного хулигана, но и оставить девочку на произвол судьбы не могла. Как же директор школы может трусливо сбежать, когда ученице требуется помощь?

В глубине души она надеялась на свой авторитет. Все же, Гришка иногда прислушивался к ней, хоть и смотрел исподлобья волчонком. Что-то в его лице было смутно знакомым – от его взгляда ей становилось не по себе, но она держала себя в руках и не показывала эмоций никогда.

– Помогите! – снова крикнула Иришка. Она не видела Людмилу Александровну, а кричала, скорей, от страха.

– Стой, падла! – ревел Гришка, догоняя.

Боль, которую Людмила старательно загоняла внутрь себя все эти годы, пронзила все ее тело. Казалось, это она сейчас металась среди веток, сходя с ума от ужаса и теряя надежду. Ее ладони снова защипало, как в тот день, когда она в кровь содрала их на дороге, а во рту появился солоноватый привкус крови.

Никогда с тех пор никто не смел поднимать на нее руку.

Людмила сделала еще один шаг вперед и открыла рот, намереваясь вмешаться, но внезапно на ее пути возникла та девушка, что спасла ее семнадцать лет назад.

За это время она ничуть не изменилась – те же густые длинные волосы, заплетенные в тугую толстую косу, тот же венок из белоснежных лилий на голове, то же мерцающее длинное одеяние до пола.

Она посмотрела на Людмилу Александровну своими голубыми, чистыми, как горное озеро, глазами и покачала головой.

– Но я должна! – крикнула ей женщина. – Я должна помочь!

Девушка еще раз покачала головой, вытянула руку вперед и толкнула Людмилу в грудь.

– Почему?

Людмила уже не боялась ни этой девушки, ни Гришки, который должен был вот-вот догнать бедняжку. В ее голове была только одна мысль – спасти Иришку любой ценой.

– Он – мой! – твердо ответила девушка. – Семнадцать лет. Он – мой.

Она еще раз толкнула Людмилу Александровну, заставив ее отступить, развернулась и пошла туда, где насильник уже стаскивал платье со своей жертвы. Людмила хотела броситься за ней, но какая-то сила пригвоздила ее к земле. Ноги не слушались, а из горла вместо яростного крика вырывался лишь тихий хриплый свист.

Что-то происходило там, за деревьями, но Людмила не могла ничего разглядеть. Она лишь застыла, как вкопанная и неожиданно стала молиться, как умела, обращаясь не к богу, а к лесу, к звездам, к кому-то неведомому.

Нечеловеческий крик разрезал теплый летний воздух, заставив птиц испуганно взметнуться с ветвей. И все стихло.

Лишь тонкие всхлипы Иришки раздавались где-то за деревьями.

Людмила Александровна почувствовала, как сила, которая держала ее на месте, ослабла. Девушка появилась перед ней так же внезапно, как и до этого, но теперь она улыбалась.

– Федькино поганое семя.

– Федькино? – удивилась Людмила.

Неожиданная догадка вспыхнула у нее в голове.

– Это – Мишкин сын? А Мишка… Мишка – пра-пра-правнук того… Федора Ивановича?

Девушка не отвечала, она смотрела на Людмилу Ивановну и продолжала улыбаться.

– Ты не просто так помогла мне? Ты мстила за себя!

– Федькино поганое семя, – повторила она. – Нет ему места на земле. Всех изничтожу!

Людмила Александровна вспомнила про букет в руке – она так и не выпустила его, даже когда собиралась броситься на Гришку. Женщина быстро сорвала обертку, и по лесу поплыл сладкий аромат лилий.

Людмила протянула букет Анфисе, несомненно – Анфисе.

Та взяла дар, уткнулась лицом в цветы и вдохнула их пьянящий запах. Через несколько секунд ни от нее, ни от букета ничего не осталось. Лишь венок из таких же белых лилий лежал на кочке, как тогда – семнадцать лет назад.

Людмила Александровна наклонилась, чтобы поднять его, и поняла, что у нее дрожат ноги. Она устало присела на кочку, слушая, как всхлипывает и голосит Иришка где-то за деревьями. Сейчас ей нужно было побыть одной. Сейчас ей не угрожала опасность. Сейчас ей требовалось излить ту боль, которую она пережила несколько минут назад. Но не хватит и целой жизни, чтобы ее забыть.

Глава 4

Дядя Володя закурил папироску и посмотрел Людмиле Александровне прямо в глаза.

– Ты мне ничего не хочешь наедине прошептать?

– Ничего, – помотала головой Людмила. – Дядь Володь, клянусь Советским Союзом, одни мы там были с Иришкой. Вот все, как она рассказала – так и было!

– Ох, Людочка, развалится Союз, буду знать, кто виноват!

– Не шутите так, – обиделась Людмила. – Чего ж вы мне, директору школы, уважаемому человеку, не верите?

– Верю, верю, – успокоил участковый, выпуская колечки дыма.

Они стояли на крыльце дома Иришки, где родители вовсю суетились вокруг дочери. Та ненадолго успокаивалась, а потом вновь начинала плакать. Свою часть истории она сумела рассказать, но когда оказалась на месте гибели Гришки и увидела его тело, снова впала в истерику и потеряла сознание.

Ее принесли домой, привели в чувство и стали отпаивать какими-то лекарствами и чаем с мятой. Людмиле было не по себе, и она вышла на улицу, где ее и донал дядя Володя. Он несколько раз выслушал историю и от Иришки, и от Людочки, но продолжал недоверчиво жмурить старческие глаза.

– Загадочное совпадение. Уже второй мужик на моей памяти тут тонет, и все