Он отвлекся и несколько раз нажал на экран пальцем, пока не получил нужный сигнал звона монеток.

— На ее седьмой день рождения ее пришли поздравить мои братья. Они сказали, что у них проблемы и нуждаются в помощи. Я не собирался ввязываться в прошлое, но согласился, убеждая себя, что обойдется без жертв. Я на тот момент искренне в это верил. Мы собрались на консилиуме мафий, где в ходе перепалки пострадал один молодой выскочка. Пуля прилетела прямо в бедренную артерию и беднягу не успели спасти. Оказалось, что стреляли даже не наши, но тот пацаненок оказался сыном вожака наших самых принципиальных конкурентов, с которыми велись терки еще со времен байкеров. Мы пытались урегулировать конфликт, но противники были настроены непоколебимо. Я сразу обозначил позицию невмешательства, но было поздно. В итоге: стрелка за стрелку, кровь за кровь, зуб за зуб, и мой дом подожгли. Меня там не оказалось, но внутри спали Елена и Бонни…

Снова концентрация на кролике Цуки, от которого не мог оторваться Ишуа. Остальные слушали с замиранием сердца исповедь главаря.

— Все снова померкло. Мир погрузился во тьму. Я снова почувствовал родной холод и пустоту, в которой был выращен. Мимолетная сказка кончилась. Я оплакивал их. Лежал с ними под завалами пепла. Они ни в чем не были повинны. Но и их убили, будто бы для этой жестокой реальности они не были настоящими. Так внезапно и просто. Я этого долго не мог понять, прокручивая в памяти их улыбки, поцелуи и прикосновения. И тогда я понял, что, если с ними так легко жизнь распрощалась, то вообще нет и не было ничего в мире значимого. Что со всем можно распрощаться без сомнений и жалости. Я убедился, что неспроста ненавидел. Что моя ненависть — единственное подлинное и живое, что во мне осталось. Месть и злоба двигала мной. Я искал врага и ставил целью его уничтожение. Я жил лишь ненавистью. Меня питала и держала на плаву лишь одна идея. Казалось, мир теряет смысл, но не я. Я всегда шел до конца. Мне никого не было жаль. Я просыпался и убивал, грабил, порабощал, уничтожал. Никто не ощущал ту скорбь, что и я. Все оставались чужими и искусственными. Один за другим. Я искал в жертвах свои собственные мучения. Если бы… Если бы… Если бы кто-нибудь указал другой выход… Но нет… Все одинаковые в определенных условиях… Я верил лишь в то, что, если уничтожу всех, то порочный круг злодеяний прекратится… Круговорот зла базировался на человеческом существовании… Я хотел искоренить его…

Ишуа интенсивно тыкал в телефон, будто сдерживая свой поток чувств, но тут из скрытого угла раздался крик и топот. Показался Гаутама, который с налившимися кровью и гневом глазами устремлялся вперед, держа перед собой нацеленный автомат:

— It's all this cunt’s fault! She is to blame for everything! She slipped us this rubbish! Because of her, my brother is dead! (пер. с англ.: Это во всем эта пиизда виновата! Она во всем виновата! Она подсунула нам эту дрянь! Из-за нее мой брат мертв!)

Он верещал и шаткой трусцой приближался к компании, пока в один резкий миг, Ишуа не выронил телефон на бетон, достал ловким движением пистолет и не выстрелил в атакующего. Меткая пуля угодила прямо психопату в голову и, выбрызнув смесь мозгов и волос, повалила его на пол. Настала мертвая тишина, погрузившая всех в оцепеняющий шок. Кирилл с Машей смотрели то на тело Гаутамы, с трудом осознавая, что тот убит, то на Ишуа, который продолжал держать в том же направлении пистолет.

После необъяснимого жестокого выбора Ишуа выронил пистолет, упал на колени и скорее кинулся руками искать телефон. Когда его пальцы наткнулись на осколки экрана, он вдруг замер и ошеломленно молвил:

— Bonnie… Is it you? Are you here?! Bonnie… (пер. с англ.: Бонни… Это ты? Ты здесь?! Бонни…)

Его рука жалобно потянулась вперед. В пустом пространстве он искал свою дочку. Его лицо было переполнено волнением и страхом столкнуться с иллюзией. Он тянулся рукой и пытался ухватиться за последнюю надежду.

— Bonnie… Please… Are you here? Please… (пер. с англ.: Бонни… Пожалуйста… Ты тут? Пожалуйста…)

В тот момент Молдован сделал шаг к противнику и взял протянутую ладонь в свою руку. Лицо Ишуа озарила улыбка.

— Bonnie… I see you… It's you… God… I can see you clearly… Yes… I see… (пер. с англ.: Бонни… Я тебя вижу… Это ты… Господи… Я отчетливо тебя вижу… Да… Я вижу…)

Молдован опустился на колени и неожиданно обнял Ишуа. Его голова оказалась на плече врага. Его взгляд был устремлен упорно в одну точку.

— I see you… I see Bonnie… I see Elena… I'm crying… My tears are flowing… I am happy… God… I'm happy again… They are with me… I see them… (пер. с англ.: Я вижу тебя… Я вижу Бонни… Я вижу Елену… Я плачу … У меня текут слезы… Я счастлив… Господи… Я снова счастлив… Они со мной… Я их вижу…)

Конечно, на его лице не было слез. Красные шрамированные рубцы оставались сухими и безжизненными. Но улыбка передавала самое что ни на есть истинное счастье. Ишуа продолжал в объятиях Молдована тянуться обеими руками вперед, созерцая самое сокровенное и любимое.

— I'm with you… My dears… I'll stay with you… Now I will always be with you… I promise… We will never part… (пер. с англ.: Я с вами… Мои дорогие… Я с вами останусь… Теперь я буду всегда с вами… Обещаю… Мы никогда не расстанемся…)

Последний оставшийся в живых мафиози наслаждался невероятным моментом и познавал свою собственную непредсказуемую Пандору. Молдован, не отступая, помогал врагу, как и обещал, но через несколько минут смиренного затишья оторвался от него и подался назад. Ишуа остался стоять на коленях с поникшей головой и улыбкой на лице. Он долго молчал. Может, целую вечность. И вместе с ним молчали остальные. Никто не нарушал тишину. Будто не осталось подходящих слов или они уже были просто не нужны.

— Неужели правда такая несчастная? — издал смешок Ишуа.

— И одновременно счастливая, — дополнил Молдован.

— Зачем тогда она есть?

— Это не ее выбор. Она существует и познает. И оставляет в живых лишь таких же познавших. Но