Соответственно, в день своего избрания, 4 апреля, он отправил телеграмму адмиралу де Робеку, официально уведомляя его об изменении командования. Он изворотливо обвинял англичан в своей невозможности продолжать борьбу, но в тоже время просил их пользоваться его хорошими служебными помещениями для переговоров об амнистии. Он хотел получить два месяца для эвакуации тех, кто решит не принимать амнистии, и убежище для них. Хотя он старался как можно дольше не давать окончательного ответа, в перспективе мы знаем, что его задача была безнадежной; белые уже проиграли войну. Однако он не был абсолютно нереалистичным, не желая бросать все. Большевики еще могли потерпеть поражение от руки иностранных врагов; их правительство могло свергнуть разочарованное население; обстоятельства могли вынудить Москву согласиться на нечто меньшее, чем полная победа. Неудивительно, что белые, чьей единственной альтернативой было унизительное изгнание, хотели сражаться до тех пор, пока был хоть огонек надежды. Ленин вряд ли поступил бы иначе.

Позицию и характер Врангеля выявил курьезный момент во время заседания Военного совета. Врангель хотел и получил от своих коллег письменное признание того, что его задача — не привести армию к победе, а просто при посредничестве союзнических сил осуществлять переговоры о наилучших возможных условиях компромисса с большевиками. Он поставил подписание этой ноты условием принятия командования. В критический момент истории страны этот исключительно тщеславный человек стремился избежать ответственности и обвинений в поражении и весьма по-детски верил, что несколько подписей защитят его место в учебниках истории. Он объяснил собравшимся офицерам: эти подписи требуются не ему, а его восьмилетнему сыну. Он хотел, чтобы его сын, когда вырастет, гордился отцом. Кое-кто из высшего командного состава счел просьбу Врангеля знаком недоверия и поэтому некоторое время возражал, но в итоге все сдались.

Первой задачей Врангеля была реорганизация армии. С учетом того, что он резко нападал на кадровую политику Деникина, он внес в высшее командование удивительно мало изменений. Он даже оставил на несколько месяцев генерала П. С. Махрова начальником штаба. По иронии, этот генерал, получивший должность в последние дни режима Деникина, потому что консерваторам удалось избавиться от его предшественника, генерала Романовского, оказался даже более либеральным. Врангель уважал способности Махрова, но политическая философия и происхождение этих двоих настолько отличались, что тесное сотрудничество было невозможно. Махров представил на рассмотрение новому шефу политическую программу, которая была самой компетентной и радикальной из всех созданных военными лидерами белых в ходе Гражданской войны. В конце июня Врангель назначил Махрова своим представителем в Варшаве.

Как и ожидалось, Врангель выбрал в преемники Махрову на пост начальника штаба своего ближайшего друга, генерала П. Шатилова. Шатилов, относительно молодой человек, имел слабый авторитет, и вскоре офицеры его чрезвычайно невзлюбили. Шатилов не заслуживал этой нелюбви, не более чем Романовский ранее заслуживал ненависти консерваторов. Эти два начальника штаба были жертвами одного и того же психологического механизма: те, кому не нравились некоторые аспекты политики главнокомандующих, винили не непосредственно лидера, а его ближайших советников. Шатилов, офицер гвардии, сын генерала, разделял манеру действий Врангеля и его взгляд на жизнь. Поскольку Врангель часто слушал совета друга, Шатилов вскоре стал вторым по могуществу человеком в армии.

Генерал А. П. Кутепов остался командующим Добровольческой армией, лучше всего сражающимся подразделением. Кутепов, офицер гвардии, служил в Белой армии с самого ее основания, и ему удалось сохранить доверие обоих генералов, Деникина и Врангеля. Он был хорошим строевым офицером и очень храбрым человеком, но был полностью лишен правильного понимания политических вопросов и жесток без необходимости.

Врангель также оставил Я. А. Слащёва на должности главы старой Крымской армии, теперь второй по значимости боевой силы. Из всех странных фигур, которые вынесла на поверхность рана Гражданской войны, не было более странной, чем генерал Слащёв. Он также ранее служил в гвардии и во время сражений в начале 1920 года зарекомендовал себя как изобретательный и одаренный командир. Врангель даровал ему титул «Крымский» за то, что тот остановил большевиков на входе в Крым. Даже во время важных побед его поведение часто было эксцентричным. Например, он всегда носил с собой ворону в клетке, поскольку верил, что это существо принесет ему удачу. Он мог без церемоний вешать людей просто потому, что они вызывали у него ярость. Весной 1920 года напряжение войны стало все больше на нем сказываться: он запойно пил и впал в зависимость от морфия. Он окружал себя все бо́льшим и бо́льшим количеством птиц, смеялся в неподходящие моменты и неожиданно разражался рыданиями. Его поведение стало настолько сумасбродным, что он определенно подвергал опасности людей, которыми командовал. Однако Врангель, который резко критиковал Деникина за то, что тот терпел Май-Маевского, не смещал Слащёва, пока не стало предельно ясно, что он имеет дело с больным человеком.

Генерал-лейтенант Яков Слащёв

Врангель считал основной задачей попыток реорганизации сокращение раздутого штата и отправку большего числа солдат в обескровленные боевые подразделения. Малое число сражающихся в Белой армии было постоянной проблемой, но в марте 1920 года ситуация ухудшилась даже еще сильнее. Из 150 тысяч людей, поддерживаемых армией, воевала примерно одна шестая. Хотя части на линии фронта теряли тысячи солдат, размер штаба оставался постоянным. Было ясно: для восстановления равновесия требуются решительные меры. Врангель и Махров считали, что уменьшение количества людей в главном командовании и штабах армии в действительности повысит эффективность. Однако, как бы решительно лидеры ни действовали в этом случае, средство оказалось временным. Спустя короткое время штаб и другие институты и учреждения, находившиеся в тылу, снова начали увеличиваться в размерах. Как заметил современник-наблюдатель, полковника легче было найти в кабинете, чем на поле боя.

В середине апреля у Врангеля было приблизительно двенадцать тысяч человек на фронте и десять тысяч в резерве. К счастью для него, противник, 13-я Красная армия, был не сильнее. На самом деле белые, у которых было 24 танка и такое же количество аэропланов, имели военное превосходство. Когда красные начали малозначительное и плохо спланированное наступление 13 апреля, Врангель не только удержал фронт, но даже улучшил свою оборонительную позицию, заняв некоторые стратегически важные пути между материком и Крымским полуостровом.

Врангель использовал последовавший за этим период относительного затишья для реорганизации своих войск в четыре подразделения: 1) Кутепов командовал Первым корпусом армии. Эта военная сила состояла из остатков Добровольческой армии и включала известные дивизии Корнилова, Дроздовского и Маркова. Этот корпус также включал немногочисленное кавалерийское подразделение. Это был лучший корпус; 2) вторым корпусом армии командовал Слащёв. Это подразделение было преемником Крымской армии и включало 13-ю и 14-ю дивизии и две кавалерийские бригады астраханских и терских казаков; 3) генерал Сидорин и позднее генерал Абрамов возглавляли Донской корпус, состоявший из трех дивизий. Несмотря на то что тысячи казаков были оставлены в Новочеркасске, эта часть сохранила значительную силу; 4) генерал Писарев командовал смешанным корпусом, состоявшим по большей части из кубанских казаков. Большое количество кубанских казаков осталось на Северном Кавказе, и объединение их с основными силами оставалось одной из главных задач Врангеля. Корпус Писарева был, вне всяких сомнений, слабейшим из четырех.