У белых были некоторые преимущества. По мере того как ужасы Гражданской войны умножались, мир и порядок старых дней царизма казались все более привлекательными. Белые обещали восстановить привычный уклад жизни, тогда как большевики определяли себя как революционеров. Однако в 1920 году этот фактор перестал действовать. Народ понял, что красные уже выиграли Гражданскую войну, так что Врангель казался препятствием к миру; ничто не уязвляло его больше, чем ожидание, что он вскоре потерпит поражение.

Антибольшевики чрезвычайно выиграли от поддержки церкви. Красные нанесли себе вред антирелигиозной пропагандой, осквернением церквей и гонениями на священников. Церковь была единственной эффективной пропагандистской сетью белых. Священники знали образ мыслей своей паствы и были стратегически расположены так, что могли напрямую обращаться к ней. Среди прочих инструментов они воспользовались стародавним антисемитизмом русских, но особенно украинских крестьян. Действительно, евреи не жили в России, и поэтому подавляющее большинство русских имело мало или никаких контактов с ними. Они, однако, не были неуязвимы для антисемитизма. Описывать лидеров большевиков как евреев или как прислужников евреев — наиболее эффективный пропагандистский трюк белых в любом месте страны. Одни лидеры белых были более щепетильны в использовании этого непривлекательного метода, чем другие, но выгоду из него извлекали все.

Крестьянство было общественно расслоенным, и обе стороны принимали этот факт во внимание. Хотя белые в своих заявлениях порицали классовую войну, они без колебаний вмешивались в борьбу между богатыми и бедными. На протяжении всей Гражданской войны, но особенно в финальный врангелевский период политика белых играла на руку богатым против бедных, иногда неосознанно, но по большей части сознательно. Наследники Столыпина полагали, что политическая стабильность должна основываться на поддержке зажиточных и консервативных элементов. Законы земельной реформы позволяли кулакам увеличивать наделы, а законодательные акты касательно самоуправления безжалостно исключали из него безземельных. Большевики использовали в своих целях классовую борьбу куда более умело. Хотя и оттолкнув от себя крестьянство в целом, они успешно набирали кадры среди беднейших из них. Коммунистическая идеология привлекала молодых и недовольных, а красные мобилизовали способных и амбициозных активистов из всех сегментов общества. Таким же образом красные осуществили социальную революцию: они позволили рабочим и крестьянам достичь влиятельных постов за очень короткое время. Белые ошибочно полагали, что у них есть все необходимые им военные и политические лидеры, а их отношение и предрассудки были малоперспективны для тех, кто хотел быстро сделать карьеру.

Эти две стороны сражались за крестьянство, потому что каждая из них верила: оно станет их естественным союзником. Напротив, рабочих белые уступали своим врагам. Действительно, по большей части рабочие предпочитали большевиков генералам. Донесения белой разведки почти единообразно жаловались на враждебность на фабриках. Число рекрутов из пролетариата в Красной армии было несоизмеримо больше его доли в населении, а красное подполье на территориях белых по большей части организовывали рабочие. Белые совершили огромную ошибку, не попытавшись склонить на свою сторону рабочий класс. Многие меньшевистские профсоюзные лидеры ненавидели соперников-большевиков так сильно, что стали бы сотрудничать с Деникиным, найди они у него понимание и поддержку. Некоторые рабочие были готовы сражаться с правительством Ленина. Пролетариат Ижевска, например, восстал против большевистского правления. Даже такой подозрительной личности, как Кирста, всего за несколько недель удалось мобилизовать тысячи рабочих в Киеве с помощью программы в поддержку Добровольческой армии. Его движение развалилось не от разочарованности, а из-за побед Красной армии.

Именно мировоззрение офицеров осложнило им поиск сторонников среди пролетариата. Будучи консервативными народниками, они осуждали новизну и все, с ней связанное, — города, фабрики и рабочих. Как и многие русские до и после них, они верили в идеализированный и мифический образ мудрого и неиспорченного сельского населения. В этих условиях они в числе первых стали жертвами большевистской пропаганды, которая описывала всех рабочих как большевиков. Их инстинктивная враждебность к рабочему классу в сочетании с недостатком политической искушенности не дала им провести различия между оттенками социализма. Для них все марксисты были одинаковым злом. Они поддались большевистской пропаганде, потому что были готовы поверить: рабочие уже безнадежно испорчены силами новизны.

В марте 1917 года имперский режим потерпел крах в отсутствие защитников. Офицеры, превыше всего желавшие продолжения войны, не пришли на помощь царю. События 1917 года еще больше запутали и деморализовали антиреволюционные силы, и поэтому большевики смогли взять власть в ноябре почти без кровопролития. И только в Гражданской войне защитники дореволюционного положения дел осуществили скоординированные усилия по восстановлению своих позиций.

Не все участники Белого движения хотели восстановить царскую Россию. Многие жаждали реформ. В любом случае, каковы бы ни были их намерения, социальные и политические изменения, произведенные Первой мировой войной, Революцией и Гражданской войной, не подлежали отмене; даже поборники старины должны были создавать новую Россию. Однако Гражданская война разделила тех, кто предпочитал царскую Россию тому обществу, к которому, как они боялись, движется их страна, и тех, кто ненавидел старину и верил, что может построить более справедливое и рациональное общество. После трех лет борьбы белые проиграли эту войну, доказав: у традиционного порядка слишком мало защитников, старые институты нельзя воскресить, а Россия должна управляться новаторскими методами. Поражение белых было последним и заключительным поражением имперской России.