Врангель сократил беззаконие, но не смог его искоренить. Представители крестьянства продолжали приходить в его кабинет и жаловаться на незаконное реквизирование и всю прочую несправедливость, от которой страдали. Даже в 1920 году у крестьян была веская причина называть армию не Добрармия (Добровольческая армия), а Грабармия (Грабящая армия).

Врангель, полный решимости ликвидировать грабежи среди солдат, не осуждал других актов террора. Он продолжал поддерживать генерала Кутепова, чья дурная слава становилась все шире. Кутепов, одаренный офицер и любимец как генерала Деникина, так и генерала Врангеля, был жестоким и обладал только самым примитивным пониманием политики. В 1918 году, будучи военным губернатором Новороссийска, он установил кровавый и реакционный режим, чрезвычайно восстановивший против себя население. В 1920 году, будучи командующим 1-го корпуса, он стал военным губернатором Севастополя. В этом качестве он превзошел всех по жестокости и частоте казней. В кабинеты начальника штаба и самого Врангеля хлынул поток жалоб. Городской совет в апреле отправил к Врангелю делегацию с жалобой, что родители не хотят посылать детей в школу, потому что дети напуганы видом такого большого числа людей, повешенных на улицах. Мэр Симферополя Усов протестовал против бесцеремонного поведения Кутепова. Но Врангель, вместо того чтобы обуздать генерала, приказал Усову приехать к нему. В мемуарах он вспоминает свой выговор.

— Я знаю о неладах ваших с генералом Кутеповым, являющимся исполнителем моих приказаний, — сказал я. — Я не хочу разбирать вопроса, кто прав. Я ли, дающий эти приказания, или вы. На мне лежит ответственность перед армией и населением, и я действую так, как мой ум и моя совесть мне повелевают.

Вы на моем месте действовали бы, конечно, иначе, однако судьба во главе русского дела поставила не вас, а меня, и я поступаю так, как понимаю свой долг. Для выполнения этого долга я не остановлюсь ни перед чем и без колебания устраню всякое лицо, которое мне в выполнении этого долга будет мешать.

Вы протестуете против того, что генерал Кутепов повесил несколько десятков вредных армии и нашему делу лиц. Предупреждаю вас, что я не задумаюсь увеличить число повешенных еще одним, хотя бы этим лицом оказались вы.

Неудивительно, что Усов подал в отставку. Генерал Врангель вспомнил об этом инциденте много лет спустя и процитировал свою речь, потому что гордился собой. У него не было на это причин. В этом конкретном случае он был неправ, а также он был неправ, полагая, что террор эффективен. Некоторые независимые свидетели соглашаются, что Кутепов казнил совершенно невинных людей. Жителей Симферополя особенно взволновало повешение молодого и популярного татарского поэта, обвиненного просто в неопределенном сочувствии к большевикам. Ведущие горожане безуспешно пытались спасти его. Кутепов и Врангель в особенности, но также и другие белые генералы (и, необходимо добавить, многие лидеры большевиков) обзаводились склонностью к казням без суда и следствия. Жестокости Гражданской войны преподали этим людям ошибочный урок: они начали верить в насилие ради насилия. Они всегда хотели продемонстрировать твердость и решимость и устрашить врага. Весьма вероятно, что террор обычно приводит к обратным результатам: он устрашает мирных жителей и только придает врагу решимости.

Случай Слащёва в некотором смысле аналогичен случаю Кутепова. Он тоже казнил людей без суда и очень часто без серьезной причины. Но Слащёв, в отличие от Кутепова, также грабил население. Его друг и глава контрразведки Шаров был обычным бандитом и убийцей. И снова население напрасно жаловалось. Однако Шаров перегнул палку. Как-то раз он повесил не беззащитного крестьянина, а полковника армии, некоего Протопопова. Военно-юридическое управление начало расследование и обнаружило, что Шаров совершил десятки подобных убийств. Трибунал приговорил его к смерти. После этого скандала Врангель наконец снял с должности покровителя Шарова, Слащёва, который к этому моменту совершенно лишился рассудка.

Для Врангеля необходимость сражаться с диверсантами и партизанским движением оправдывала террор. Он назначил генерал-майора Е. К. Климовича главой контрразведки, и из всех его назначений это вызвало самое большое раздражение либерального общественного мнения. Климович, бывший генерал жандармерии, приобрел известность в 1907 году, когда он подавил беспорядке в Вильне с огромной жестокостью. Впоследствии он возглавил департамент в министерстве внутренних дел. В 1917 году он был посажен в тюрьму Временным правительством — этот инцидент подогрел его всепоглощающую ненависть к социалистам и либералам. Он отказывался проводить различия между социалистами и считал социал-революционеров, меньшевиков и большевиков своими врагами в одинаковой мере.

Он был способным человеком, опытным в своем деле. Он знал методы деятельности революционного подполья и успешно вычислял тайные ячейки. Он всегда предпочитал перестраховаться и арестовывал каждого, кого считал хотя бы слегка подозрительным. Он поощрял доносы, что неизбежно вело к сведению личных счетов и мести. Он казнил предполагаемых большевиков, взятых в плен. Тюрьмы были заполнены невиновными людьми. Он снял с должностей и арестовал нескольких социалистов — почетных мировых судей, даже нескольких, которые ранее отказались служить большевикам.

Возможно, в результате деятельности Климовича большевистское подполье, которое в Крыму никогда не было особенно сильным, очень малого достигло в 1920 году. Контрразведка была значительно менее успешна против зеленого партизанского движения. Крестьяне, которые хорошо знали местность, расположились в холмах и связали относительно большое количество солдат. Климович успешно раскопал связи между красными и зелеными, но ему не удалось уничтожить партизан.

Какие бы ошибки Врангель, возможно, не совершал в формировании своей администрации, он мастерски управлялся с общественным мнением. У него была склонность к театральности. Врангель производил огромное впечатление: он был исключительно высоким и стройным и изучал уверенность в себе. Даже в случаях, когда новости с фронта были плохими, его слова могли успокоить слушателей и предотвратить панику. Он изъяснялся просто и обладал талантом создавать фразы, полностью готовые для использования агитаторами. Например, генерал Махров в своем меморандуме предложил отказаться от названия «Добровольческая армия», потому что оно одновременно не обладает хорошей репутацией и не соответствует действительности. Он предложил громоздкое название «Крымская Русская армия». Врангель усовершенствовал идею и 11 мая опубликовал указ, изменяющий имя его военной силы на «Русская армия». Это было умное решение, поскольку новое название подразумевало, что враг в той или иной степени менее русский.

Врангель не возродил целиком и полностью дискредитированное агентство пропаганды ОСВАГ. Вместо этого он создал политический отдел генерального штаба, отвечающий за вопросы пропаганды. Генерал-квартирмейстер Махрова, полковник Дорман, был либералом, который выбрал просвещенных цензоров и установил хорошие отношения с большинством издателей газет. Однако либерализм Дормана скоро вызвал подозрения генерала Климовича, и Дорман не только потерял свою должность, но и был вынужден покинуть Россию. Когда Кривошеин прибыл в Крым, он настоял, чтобы вопросы печати были переведены из генерального штаба в управление внутренних дел.