мне же, тому, кто в любом другом случае еще никогда не предпочитал говорить очень приятное вместо самого полезного, и кто сейчас не предает государство, оберегая свою собственную безопасность, будьте благосклонны и милостивы. 4. Именно об этом я прошу богов, ибо речи более не нужны. И решение, которое я объявляю, то же, что и прежде, а именно — освободить от долгов плебеев, остающихся в городе, но со всей решительностью вести войну с отпавшими до тех пор, пока они пребывают вооруженными».

LXIX. Произнеся это, он закончил. И после того как пожилые сенаторы сошлись во мнениях с Менением и пришла очередь выступать молодым, а весь сенат замер в тревоге, встал Спурий Навций, потомок весьма блистательного семейства. Ибо Навций[717], основатель рода, был одним из тех, кто вместе с Энеем вывел колонию, будучи жрецом Афины Полиады[718]. Когда он покидал Трою, то взял с собой деревянную статую этой богини, которую род Навциев постоянно оберегает, передавая друг другу по наследству. Спурий же считался благодаря своим собственным свершениям самым славным из молодых сенаторов, и полагали, что вскоре он достигнет должности консула. 2. Он начал с того, что произнес речь в защиту всех молодых сенаторов, заявив, что со своими отцами они не обходились ни дерзко, ни кичливо, когда на прошлом заседании сената обнаружили образ мыслей, противоположный другим, но даже если они допустили огрешность, то ошиблись они в своем суждении вследствие возраста. В заключение он сказал, что они докажут это, изменив свое мнение. По крайней мере, они согласились, что старейшины, как люди более благоразумные, примут обо всем такое решение, которое, как они полагают, принесет пользу государству, и что они, во всяком случае, не будут этому противиться, но станут полагаться на пожилых сенаторов. 3. И когда все остальные молодые сенаторы, за исключением очень немногих родственников Аппия, присоединились к нему, консулы похвалили их благопристойность и призвали их вести себя так же во всех общественных делах. После этого они выбрали в качестве послов десять человек, самых выдающихся из старейших сенаторов, и всех, за исключением одного, бывших консулов[719]. Вот кто был назначен: Агриппа Менений Ланат, сын Гая, Маний Валерий, сын Волуза, Публий Сервилий, сын Публия, Публий Постумий Туберт, сын Квинта, Тит Эбуций Флав, сын Тита, Сервий Сульпиций Камерин, сын Публия, Авл Постумий Бальб, сын Публия, Авл Вергиний Целимонтан, сын Авла[720]. 4. После этого консулы, распустив сенат, отправились на народное собрание, зачитали постановление сената и представили послов. И так как все желали знать поручения, которые сенат дал им, консулы откровенно сказали, что им приказали примирить плебс с патрициями теми мерами, которыми смогут, без хитрости и обмана, и без промедления привести беглецов домой[721].

LXX. Послы, получив поручения от сената, в тот же день отправились. Однако вести о том, что происходило в городе, достигли находящихся в лагере раньше них, и тотчас все плебеи оставили укрепление и встретили послов, когда те еще находились в пути. В лагере же был один весьма беспокойный и мятежный человек, который обладал проницательным умом и мог предсказывать отдаленное будущее, и, как человек разговорчивый и болтливый, он был не способен не выбалтывать то, что думает. Звали его так же, как и того, кто лишил власти царей, Луций Юний, и он, желая иметь полностью такое же имя, захотел называться Брутом. Для большинства же людей, пожалуй, он являлся посмешищем из-за пустого тщеславия, и когда они желали посмеяться над ним, они называли его прозвищем Брут. 2. Этот человек указал Сицинию, начальнику лагеря, что народу лучше бы не принимать легкомысленно сделанные предложения, чтобы из-за весьма незначительного требования их возвращение не стало менее почетным, но противиться им длительное время и привнести в ход переговоров некоторый оттенок драматизма; пообещав принять на себя защиту народа и предложив кое-что другое, что следует сделать или сказать, он убедил Сициния. Вслед за тем Сициний, созвав народ, попросил послов рассказать, зачем они пришли.

LXXI. Тогда вперед выступил Маний Валерий, который был самым старшим из них и самым преданным народу, и толпа проявляла свое расположение к нему самыми доброжелательными выкриками и приветствиями. Когда он добился молчания, то произнес следующую речь: «Плебеи, ничто более не препятствует вам снова вернутся к своим домам и примириться с сенаторами. 2. Ибо сенат проголосовал за достойное и выгодное для вас возвращение и принял решение не мстить ни за что происшедшее. И он отправил в качестве послов нас, тех, о ком он знал, что мы очень любим народ и по достоинству чтимся вами, предоставив нам полную власть заключать мир, чтобы мы не судили о ваших намерениях ни по внешним признакам, ни путем предположений, но узнали от вас самих, каким образом вы желаете прекратить вражду. И если в ваших требованиях присутствует некоторая умеренность и они не являются невозможными и другой непоправимый позор не препятствует их выполнению, то мы уступим вам, не дожидаясь решения сената, не откладывая дело на долгий срок и не вызывая зависть противников. 3. Конечно, так как сенат принял это решение, примите, плебеи, с радостью его благодеяние, со всяческим воодушевлением и пылом, высоко оценивая такое счастье и глубоко благодаря богов за то, что государство римлян, управляющее столь многими людьми, и сенат, который имеет власть над всеми благами здесь, хотя не в их обыкновении уступать кому-либо из противников, только вам уступают часть своего достоинства. Итак, сенат не считал нужным рассуждать о правах каждой стороны как того можно было ожидать от знатных в отношении низших, но сам первым отправил послов заключать мир и не принял с гневом ваши высокомерные ответы, которые вы дали прежним послам, но стерпел эту дерзость и легкомысленное проявление вашей гордыни, как хорошие родители претерпели бы это от своих неразумных детей. И сенаторы полагали, что опять следует отправить другое посольство, иметь меньше прав и все, о сограждане, стерпеть, что благоразумно. 4. Испытав такую удачу, поведайте нам, плебеи, без промедления, в чем вы нуждаетесь и не насмехайтесь над нами, но, положив конец смуте, возвращайтесь с радостью в город, породивший и воспитавший вас, который вы нехорошо вознаградили и отблагодарили, оставив его, по крайней мере, обезлюдевшим и представляющим собой пастбище для овец. Если же вы упустите этот случай, вы неоднократно будете желать обрести другой такой же».

LXXII. После того как Валерий закончил говорить, вперед вышел Сициний и сказал, что те, кто рассуждает мудро,