Шрифт:
Закладка:
LXXVIII. Но почему вы ясно не объявите, на каких условиях в качестве послов ведете переговоры и не скажете, о чем пришли просить? На что вы надеетесь, прося нас вернуться в город? Какая судьба ждет нас на этом пути? Какое облегчение или радость овладеют нами? Ведь мы не слышим от вас никаких человеколюбивых или благих обещаний — ни почестей, ни магистратур, ни улучшения нашего затруднительного положения, одним словом, ничего хорошего. Итак, вы не желаете говорить нам о том, что собираетесь делать, тогда скажите, что уже сделали, представив нам некоторые уже совершенные деяния как доказательство вашего расположения, чтобы мы могли предположить, что и все остальное будет таким же. 2. Однако я думаю, что они ответят на это, будто имеют полномочия на все, поэтому что бы мы ни приняли между собой, то и будет иметь силу. Допустим, что это так. Пусть за этим последуют результаты. Я ничего против этого не имею. Однако я желаю у них узнать, что случится потом, когда мы изложим условия, на которых считаем возможным вернуться, и эти условия будут ими приняты. Кто поручится перед нами за выполнение этих условий? 3. Полагаясь на какие гарантии, мы выпустим оружие из наших рук и снова отдадим наши жизни во власть этих людей? На постановления ли сената, изданные по этому поводу? Ведь они, конечно, не были приняты. Тогда что помешает снова отменить их другими постановлениями, когда Аппий и его приверженцы сочтут это возможным? Или мы будем полагаться на высокое положение послов, которые поручились своим собственным верным словом? Однако сенат уже использовал этих людей, для того чтобы обмануть нас. Или мы будем полагаться на соглашения, скрепленные клятвой именем богов, получая ручательство от них? Но я лично этого боюсь больше, чем всякого другого поручительства, даваемого людьми, потому что вижу, что облеченные властью презрительно относятся к нему, и потому что не сейчас только, но давно уже из многочисленных примеров я понял, что вынужденные соглашения, заключенные людьми, желающими править теми, кто стремится сохранить свою свободу, сохраняются лишь столько времени, сколько существует вызвавшая эти соглашения необходимость. 4. Итак, какая дружба и какое доверие возможны, когда мы должны будем искать расположения друг друга против своей воли, в то время как каждый из нас ждет лишь удобного случая для себя? И конечно возникнут подозрения и постоянные взаимные обвинения, зависть и ненависть и всякое другое зло, и постоянная борьба за то, чтобы первым уничтожить противника, так как каждый будет думать, что промедление смерти подобно.
LXXIX. Как известно, нет большего зла, чем гражданская война, в которой побежденные несчастны, а победители несправедливы, и как первых уничтожают их самые близкие люди, так и последние уничтожают своих самых близких людей. Не призывайте нас, патриции, к таким несчастьям и отвратительным раздорам, и давайте, плебеи, не отвечать на них, но давайте молча согласимся на судьбу, которая отделяет нас друг от друга. Нет, пусть они владеют всем городом целиком и распоряжаются им без нас, и пусть они одни пользуются всеми другими благами, после того как прогонят бедных и опозоренных плебеев из отечества. Мы же давайте удалимся туда, куда нас поведут боги, сознавая, что покидаем чужую страну, а не свой родной город. 2. Ведь здесь ни у кого из нас не остается ни земельного участка, ни родного домашнего очага, ни общих святынь, ни уважения, то есть всего того, что каждый имеет в своем отечестве, и что даже против воли могло бы побудить нас остаться. Но мы не обладаем даже телесной свободой, которую получили с большим трудом. Так как одни из этих благ уничтожены бесчисленными войнами, другие — нехваткой необходимого для ежедневного пропитания, третьих нас лишили надменные заимодавцы, для которых мы, несчастные, обязаны возделывать наши собственные земельные наделы, копая, сея, распахивая, ухаживая за стадами, становясь сотоварищами наших собственных рабов, которых мы захватили на войне, и одни из нас закованы в цепи, другие — в кандалы, а третьи, как свирепые дикие звери, работают в ошейниках и с железными ядрами. 3. Я ничего не говорю о пытках и оскорблениях, порках, трудах от зари до зари и всех прочих выпавших на нашу долю жестокостях, насилии и унижениях. Итак, коль скоро боги освободили нас от столь обильного непомерного зла, так давайте с радостью и со всей имеющемся у каждого из нас пылом поспешно убежим от них, руководствуясь на этом пути лишь удачей и охраняющим нас богом, считая родиной — свободу, а богатством — доблесть. Ведь всякая страна примет нас как союзников, так как принявшим нас мы не дадим повода для обид, но будем им полезны.
LXXX. Пусть многие греки и варвары будут нам в этом примером, особенно их и наши предки. Одни из них, покинув с Энеем Азию, прибыли в Европу и основали город в земле латинов, другие же, придя под предводительством Ромула из Альбы как колонисты, основали в этой местности город, который мы теперь покидаем. 2. У нас имеются силы не меньшие, чем у них, но даже втрое большие, есть у нас и более справедливое основание, для того чтобы удалиться. Ведь те, кто покинул Трою, были выгнаны врагами, нас же выдворяют отсюда друзья. Несомненно, гораздо печальнее быть изгнанными собственным народом, чем иноплеменниками. 3. Те, кто участвовал в походе Ромула, пренебрегли страной предков в надежде обрести лучшую. Мы же, оставляя жизнь бездомных и лишенных родины людей, идем основывать колонию, которая и богам не будет ненавистна, и людям не будет причинять беспокойства, и ни для какой страны не будет обременительна. Мы не учиняли кровопролития и массовых убийств сородичей, изгоняющих нас, и не опустошали огнем и мечом страну,