Шрифт:
Закладка:
«Елка» был спокойным и скромным парнем. Он редко шел первым на разговор, если его не спрашивали. Но, если ты к нему обращался, он всегда был рад поделиться информацией и тем, что имел — кофе и конфетами. За полтора месяца нашего знакомства наше общение переросло из делового в приятельское. Я чувствовал, что он человек, на которого можно положиться, и если он что-то пообещает, то постарается это сделать без каких-то отмазок. Я не лез к нему с расспросами о его криминальном прошлом и статье, по которой он отбывал наказание, потому что это было совершенно неважно в этой ситуации. По большому счету, все, что было до попадания сюда, не имело никакого значения. Каждый из нас начинал жизнь с белого листа, и что там было начеркано на предыдущих страницах читать было бессмысленно. Про человека все становилось понятно в первые недели после пересечения «ленточки».
— Как дела, братан? — задал я ему дежурный вопрос при встрече.
— Пойдет… Время идет, и тут до марта уже рукой подать. Домой уже скоро.
— Так это же прекрасно! Месяцок крепанешься, и полная свобода.
— Крепанусь, конечно. Главное, чтобы все получилось.
Отсюда до передовой взвода разведки было примерно полкилометра. Однако обстановка в этой части Опытного была ковбойской: царила активная движуха, несмотря на обстрелы и возможность прорывов со стороны врага, по дорогам сновали мопеды и мотоциклы, на которых восседали одетые в броню и каски всадники. Человек привыкает и адаптируется к любой ситуации — даже к концентрационному лагерю, если почитать тех, кто писал про такие места. К войне, минам, трупам и страху тоже можно привыкнуть. Обстрел, вид мертвых, крики чужих страданий и все то, что характерно для передовой, постепенно перестает вызывать сильные эмоции и становится обыденностью. Адаптационные механизмы психики человека не бесконечны, но значительно превышают любые наши фантазии. Беда в том, что никто не знает свои способности заранее. Но если ты, как часто говорил «Горбунок», протянул тут месяц, то вероятность того, что ты выживешь, увеличивается не в разы, а в десятки раз.
Вторая ротация
Перед второй ротацией мне дали «окопные» деньги: пять тысяч рублей, которые нам выплачивали один раз в месяц. Обычно я ходил до Зайцево пешком, но мог поймать такси и доехать с комфортом. У наших было несколько машин для подвоза боекомплекта и вывоза раненых. Сначала я хотел поехать, но решил прогуляться пешком и заодно зайти к Лехе на «Пивбар». Женя уехал в Зайцево раньше и ждал меня там.
«Магазин» так и гонял своих стариков и устроил на «Пивбаре» перевалочную базу и промежуточный склад. «Пивбар» напоминал поселение ветеранов времен Римской империи. Легионеров, отслуживших двадцать пять лет, награждали римским гражданством и наделом плодородной земли, которую они могли оставлять по наследству своим потомкам. Так на территории Европы возникло множество городов, которые существуют до сих пор. Я сидел, наблюдая за этими пенсионерами войны, пил кофе, которым они щедро угощали меня, и смотрел на то место, где я словил танковый снаряд.
— Тут могла и закончиться твоя история «Констебль» — рассуждал я, сам с собой.
— Могла. Но не закончилась.
— Теперь вот сидишь тут, кофе пьешь с сигаретками. Весь такой модный.
— Чем же это плохо? Вон «Магазин» с «Дедом». Оба мне рады. Тут уютно у них. Полочки, печка-буржуйка. Я тут командир. Уважаемая личность!
— Нравится тебе? Поднимается самооценочка? — троллил меня мой гражданский.
Я поблагодарил их за «хлеб, кашу и милость вашу» и пошел дальше. Когда я отошел от завода «Рехау» на двести метров, над моей головой с диким ревом пронеслась «Сушка». От неожиданности и очень громкого звука форсажа двигателей я невольно присел на корточки. Задрав голову вверх, я любовался этой невероятной машиной. Танк — это, конечно, доисторический мастодонт, но в сравнении с летающим железным динозавром танк выглядел бледно. Скорость и маневренность, которыми обладают истребители, огневая мощь и грациозность дизайна делают их верхом современного военного строительства.
Не успела «Сушка» войти в вираж, как наперерез ей со стороны Часова Яра вылетело две ракеты ПЗРК «Стингер». От одной летчик успел увернуться, а вторая ударила ему точно в хвост. Самолет подлетел вверх и выполнил в воздухе сложный кульбит в виде сальто. Это происходило в секунды, но мой мозг запомнил эту невероятную сцену до мельчайших деталей. От самолета отлетел колпак, закрывающий кабину пилота, и через секунду в небе открылся парашют с катапультировавшимся летчиком. Приземлился он в километре от меня в районе Иванграда — поселка, который находился восточнее Опытного, на другом берегу ставка.
Остаток пути я провел под впечатлением от увиденного.
От Зайцево до Клинового мы доехали на такси, где нас и встретил «Сезам», который жил там как премьер-министр. Магазина в Клиновом не было, и мы решили выехать в цивилизацию — в Светлодар. Перед поездкой мне быстро постирали и высушили всю амуницию, чтобы я выглядел как настоящий Чапаев, а не боевой бомж. Мы с Жекой сходили в баню и опять побрили все, что можно было побрить. Женя вычесал свою бороду и стал похож на лесоруба или байкера. А если серьезно: выглядели мы как два рейнджера с обложки журнала «Солдат удачи». Безухие шлемы и АКСУ. Броник и поясная кевларовая разгрузка. На автомате заводская очень легкая «банка». И финка «Кольт».
В таком наряде я легко мог пойти на прифронтовую дискотеку.
— «Констебль», ты чего так нарядился? — удивился «Сезам». — Это же тыл. Тут можно на расслабоне.
— Не. Я лучше по форме. Мне так спокойнее, — ответил я.
Они давно привыкли к тому, что здесь не стреляют, а я все ждал прорыва ДРГ, и мне нужно было быть все время готовым к неожиданной атаке врага.
Город и тыл
Мы приехали в город, в котором кроме военных были гражданские. Это было приятное, но необычное ощущение. Моему сознанию было трудно перейти на другие рельсы, и первое время мне казалось, что я попал в кино.
— О! Смотри, магазин. Удивительно, что есть еда, которую можно покупать за деньги, а не просто есть из пайка, или отбирать у врагов, — радовался мой внутренний гражданский.
— Ты давай тут не расслабляйся, — передергивал затвор вояка. — Раскиснешь тут, а через два дня опять на передок, и что ты там вялый будешь делать?
— Слушай… Отстань. Дай хоть
