Одна вервь могла включать в себя несколько посёлков. Верви получили название благодаря верёвкам, с помощью которых размежёвывалась земля.

Глава 7

Намеки и понимания

После уроков в четверг сёстры вызвали Мишу на разговор и, словно под конвоем, вывели через чёрный ход, выходящий на Советскую, во внутренний двор. Здесь обычно проходили всякие линейки, и небольшая часть школьников, живущих на северной части полуострова, покидала школу с этого входа. Тем более, что гардероб совсем недалеко, а в заборе, ограждающем двор, имелись вполне официальные ворота и калитка.

Теперь, зная о наведённом колдовстве, Оляна совсем другими глазами смотрела на приближающегося к ней Мишу. И не видела самого главного: того, что затронуло её сердце летом. Взгляд одноклассника казался плоским, поверхностным, неприятно масляным. Не проглядывало в нём былой глубины и остроты, ласкового света и волшебного притяжения, доверия и симпатии. Губы ломал самодовольный, даже какой-то издевательский изгиб. Оляна же помнила совсем другую, искреннюю, мягкую улыбку, которая, словно пёрышком, щекотала, кажется, саму душу. Вот каким был тот придуманный образ, созданный магией и её воображением.

Внутри словно разжалась безжалостная рука, сжимавшая в своих тисках внутренности. Теперь Оляна была абсолютно уверена в догадках Озары. Этот Миша — не тот, в кого она влюбилась. Не тот, кто вынырнул из озера после шалости русалок. Этот Миша смотрел на неё с превосходством и уверенностью, что его позвали, чтобы извиниться, покаяться и умолять быть с ней или что-то вроде такого. Оляна почему-то очень чётко это видела. Она потрогала браслетик-науз, подаренный Озарой. Ещё одно свойство Дара?

Изнутри поднялись обжигающие стыд и вина, которые сменились холодной яростью, которая даже слегка напугала.

Она действительно была дурой, что отказывалась принимать очевидное. Придумала себе этот красивый, почти идеальный образ Миши и отчаянно цеплялась за него, соглашаясь практически на всё, лишь бы оставаться в своей иллюзии. Сказать бы, что Морок глаза застил, да это она с собой сама сделала, желая продлить те волшебные летние недели. Отказывалась верить фактам и собственным глазам, отметала очевидное и явное, придумывала оправдания. И этим каждый раз предавала саму себя.

Если бы не Ожега, Миша запросто её принудил силой, а потом что? Похвастал друзьям? А то и предложил им «поделиться»? Шантажировал? С помощью своего Дара она уже слышала разные предположения и тупые разговоры одноклассников о доказательных фотографиях и чуть ли не оргии под самогонку, которой ей предполагалось напиться. Гадости и мерзости.

И теперь стоило взглянуть правде в глаза и не ждать, пока твои проблемы решат за тебя.

— Ну, чего хотела? — спросил Миша с наигранной ленцой.

— Ничего. Больше точно ничего, — взглянула в его глаза Оляна.

— И скажи спасибо, что заяву на тебя не накатали, — заступила перед Мишей Ожега.

— Да вы чё? Какую ещё заяву? Не было ж ничего, — моргнул Миша.

— Формально ты прав, — сказала Озара, которая стояла так, что вынуждала Мишу чуть оглядываться за плечо. — Согласно статье сто тридцать первой Уголовного кодекса Российской Федерации изнасилованием считается половой акт, совершённым над женщиной вопреки её воле и желанию. По закону никакого изнасилования не было.

— Во, ничего не было, — осклабился Миша. — Так что нечего наезжать.

— Однако, — продолжила Озара спокойным холодным тоном, — если замысел преступника не был завершён по причинам, не зависящим от его поведения или желания, применяется правило двадцать девятой и тридцатой статей УК. В действиях такого лица будет зафиксировано покушение на изнасилование, а санкции назначаются по всё той же сто тридцать первой статье. К числу обстоятельств, по которым замысел преступника оказывается не доведённым до конца, можно отнести сопротивление жертвы, которое не удалось преодолеть насильнику, например побег с места преступления, привлечение внимания других лиц криками о помощи. То есть когда преступник не планировал прекратить насильственные действия, однако половой контакт не произошёл вопреки его воле.

— Да вы чего?.. — отступил Миша на пару шагов. — Да она сама в меня вцепилась.

— Ещё одно слово про меня или моих сестёр, и я на тебя заявлю, — сощурила глаза Оляна. — И, поверь, я обязательно узнаю о том, распускал ты свой грязный язык или нет. Как я знаю о споре и твоих рассказах обо мне со своими дружками. Про то, что я зомбированная, как вешаюсь на бедного тебя, что ты меня скоро дожмёшь и трахнешь.

— Откуда ты… — нахмурился Мишка. — Рассказал кто-то? Но вообще давай, заявляй, я скажу, что не было ничего, ты за мной сама бегала, и все это подтвердят. А когда я тебя бросил, решила мне отомстить. Так что вы ничего не докажете. Да и не было ничего. Совсем ничего. А вот угрозы были и нож был.

Оляна почувствовала дурноту. Миша не стал запугиваться, а наоборот, вёл себя всё наглее, чувствуя свою безнаказанность. Он сможет спокойно выставить её виноватой. Теперь яснее понималось, насколько он не такой, каким она его видела. По телу прокатилась нервная дрожь, и Оляна опустила голову и обняла себя за плечи. Но тут кто-то взял её под руку, и она посмотрела на сестру, в зелёно-карих глазах которой мелькали недобрые молнии.

— Ты прав, в полицию мы бы в любом случае не заявили, — ровно сказала Озара. — Нам совсем не выгодно привлекать к своей семье внимание властей. Мы бы просто рассказали всё отцу. И он в любом случае поверит только нам.

— Это вы что, типа сейчас меня уже своей сектантской роднёй пугаете? Типа этим?.. Змеем Горынычем, да? Серьёзно?

— Ну что ты… — усмехнулась Озара. — Змей Горыныч — это не только мифическое существо, любой бы, кто не дурак, уже догадался, о чём ему толкуют и намекают. Вот как ты думаешь, где в Себеже или России работает наш отец или, может, мать? А я тебе подскажу: нигде. Откуда же у нас квартира, разные гаждеты и всё прочее? Отец просто даёт деньги. А он нас любит и очень бы рассердился, узнай он о такой ситуации с Оляной. А мы бы очень не хотели его сердить. Потому что… если он узнает, скорее всего, ты просто исчезнешь из этого мира. Раз. И тебя здесь больше нет.

— Ты мне что, угрожаешь?

— Я? Нет. Что ты, Миша, — Озара усмехнулась, хищно показав зубы. — Просто не хочется снова переезжать. Мы